Болтик. Владислав Крапивин

мерть.

      «Чудовищный кошмар», третьеклассник Максим Рыбкин, пыхтел рядом с дверью, у полки с обувью. Он застегивал новые сандалии.

      Старший брат, девятиклассник Андрей, крутился у большого зеркала: расчесывал маминым гребнем отросшую гриву. Он успокоил:

      – Если простудится, то, может, не насмерть. Может, похлюпает носом, почихает и выживет.

      – Сумасшедший дом, а не семья, – сказала мама. – Одного не загонишь в парикмахерскую, другой делает все, чтобы схватить воспаление легких… Игорь! Скажи хоть что-нибудь!

      Папа высунулся из комнаты. В одной руке он держал отвертку, в другой электробритву. От бритвы едко пахло горелой изоляцией. Половина папиного лица была блестящая и гладкая. На другой половине искрилась от коридорной лампочки светлая щетина. Папа захотел узнать, что случилось.

      Что случилось? Их ненаглядный сын хочет уйти из дома раздетым. А на улице всего семь градусов!

      Максим наконец справился с застежками и распрямился.

      – Семь было в шесть часов. А сейчас уже согрелось.

      – Ты хочешь моей погибели, – грустно сказала мама.

      – Максим, – внушительно произнес папа, – ты – будущий мужчина и должен уступать женщинам в споре.

      – Но если я уступлю, на кого я стану похож?! Вся форма изомнётся, и я буду как из пасти бегемота вынутый!

      – Ах, как изящно? Сын интеллигентных родителей?.. Игорь, почему ты улыбаешься? Между прочим, когда среди родителей нет согласия, из детей вырастают правонарушители.

      – Выходит, я почти готовый правонарушитель, – жизнерадостно заметил старший брат Андрей.

      – По крайней мере, внешне, – сказала мама. – Длинноволосый гангстер из Чикаго.

      – Пожалуй, что-то есть, – снисходительно согласился Андрей.

      – Оставь в покое мой гребень, – велела мама и снова повернулась к Максиму: – Я уверена, что все дети придут на студию в пальто или куртках.

      – Не придут. А если придут, им не так важно. Они в ряду стоят, и незаметно, если помятые. А я впереди, у самого… ми… крофона…

      Последние слова Максим произнес угасшим голосом. Потому что взглянул на брата.

      Андрей стоял к Максиму спиной, но его отражение смотрело на младшего братца ехидно и выразительно. Сейчас скажет: "Оставьте в покое нашего солиста! Ему нельзя нервничать, а то он в самый важный момент вместо ноты «си» возьмет ноту «до».

      Ух, слава Богу, не сказал. Только хмыкнул. Максим торопливо объяснил родителям:

      – Сами же станете говорить, что неряха, если увидите на экране, что я мятый.

      – Не лишено логики, – заметил папа.

      – А ну вас, – сказала мама. – Пусть идет хоть голый. Не ребенок, а варвар.

      Андрей наконец убрался от зеркала, и Максим скользнул на его место.

      Какой же он варвар? Варвары косматые, немытые, страшные, вроде разбойников. А он вполне симпатичный человек. Вообще симпатичный, а в новой форме – особенно.

      Форма темно-красная, а точнее – вишневого цвета, жилетик с латунными пуговками – тугой в поясе и свободный в плечах – оставляет открытыми белые рукава и воротник рубашки. Легонькие штаны отглажены так, что торчат вперед складками, словно два топорика (а ноги у Максимки – как тонкие длинные рукоятки у этих топориков – еще незагорелые, светлые, будто свежеоструганное дерево). На ногах красные сандалии. И носочки тоже красные. Форму недавно выдали в ансамбле, а обувь купила мама. Потому что Максим будет стоять впереди хора, и все на нем должно выглядеть как с иголочки.

      Все пока так и выглядит. А лучше всего пилотка. Тоже вишневая, из тонкого сукна, с белыми кантами на верхних швах и вышитыми серебром крылышками на левой стороне. Потому что младший хор в ансамбле называется «Крылышки».

      А все вместе – два хора, два оркестра и танцевальная группа называется так длинно, что сразу и не запомнишь: «Детский музыкально-хореографический ансамбль Дворца культуры имени Чкалова».

      Дворец построен для летчиков. Говорят, когда-то в этом районе был главный аэродром. Потом появились реактивные лайнеры, летное поле стало тесным, и аэропорт перенесли далеко за город. На старом месте сохранилась только площадка для маленьких аэропланов и вертолетов.

      Но управление областного Аэрофлота тоже осталось здесь . А недалеко от управления – и Дворец культуры.

      Максимкин отец – не летчик, он инженер на «Строймаше». А мама – завуч в художественном училище. Ну и что? В ансамбле занимаются не только дети летчиков. Где их столько наберешь? Просто приходят ребята, которые живут не очень далеко. А Максим даже и не сам пришел в ансамбль. В марте на уроке пения услыхал его суровый на вид дядя с рыжими клочкастыми бровями (все думали, что это инспектор гороно). Услыхал и грозно сказал после урока:

      – А ну, голубчик, пошли со мной. Немедленно.

      Максим охотно пошел, потому что сурового дядю он ничуть не испугался, а после пения ожидался диктант.

      Они пришли во Дворец культуры, в большую комнату, где