Сокровища Ирода. Наталья Александрова

как пальмы, и гибкие, как тростинки Кенарета. Они побежали по кругу, изгибая тонкие станы, подняв над головой смуглые руки и колыша ими, как прибрежные деревья колышут ветвями.

      Царь еще больше помрачнел.

      – Фануил! – проговорил он негромко, и тотчас из-за того же занавеса вышел старый и худой человек в простой полотняной одежде, с узким костистым лицом и глубоко посаженными умными глазами преданного пса.

      – Фануил, – повторил царь, не повышая голоса, ибо он привык, что его слова слушают внимательно. – Ты видишь, старик, что я окружен всяческим богатством и роскошью, что каждое мое желание исполняется без промедления, что слово мое – закон для всей страны. Отчего же мне сегодня так страшно и одиноко? Отчего меня не радуют ни изысканные кушанья, ни божественные напитки, ни музыка, ни эти танцовщицы, прекрасные, как ангелы? Отчего меня не радует даже власть над жизнью и смертью моих подданных?

      – Это оттого, великий государь, – отвечал старик без промедления и без смущения. – Это оттого, что есть границы твоей власти. Оттого, что есть власть гораздо больше твоей…

      – Ты говоришь о Риме? Говоришь о власти императора? Но у меня с ним прекрасные отношения: я не лезу в его дела, он не лезет в мои. Конечно, я время от времени шлю ему дары и заверения в своей верности, но это мне ничуть не мешает…

      – Нет, великий государь, я говорю не об этом. Я говорю о другой, высшей власти!

      – Ты заговариваешься, старик! – одернул царь Фануила. – Какая власть может быть выше императорской?

      – Не гневайся, великий государь! – Старик низко склонился перед царем, но, несмотря на это, в его облике, по мнению Ирода, было слишком много гордости и самомнения. – Не гневайся, владыка, но ты и сам знаешь, что ни ты, ни даже император не властен над временем и над стихиями, над жизнью и смертью…

      – Я властен над жизнью и смертью подданных! – недовольно прикрикнул царь.

      – Да, ты можешь казнить или помиловать, но можешь ли ты оживить того, кто уже умер? Можешь ли хоть на один день продлить собственную жизнь?

      – И никто этого не может! – мрачно проговорил тетрарх. – Ты говоришь пустое, старик!

      – Отчего же? – Фануил чуть отступил и понизил голос, словно дразня царя. – Ты же знаешь, как много могут священники…

      – Пустое! – Тетрарх небрежным жестом отмел его слова. – Они не могут ничего, кроме разговоров! Взгляни на них – они стары и дряхлы, если бы они могли продлевать жизнь и возвращать молодость – неужели они не начали бы с самих себя?

      – Пусть не наши священники, – не сдавался Фануил. – Есть ведь египтяне, жрецы Осириса и Ра, Анубиса и Птаха… есть служители Ваала, наконец, служители Молоха…

      – Не говори мне об этих кровожадных чудовищах! – Царь поморщился. – Как-то я посетил их тайное богослужение… ничего, кроме мерзости! И никакой особенной власти над силами природы! Они пытались удивить меня жалкими фокусами!

      – Тогда, государь, я могу сказать только одно: тебе