Портрет кавалера в голубом камзоле. Наталья Солнцева

учил. Больно норовистая девка-то, нипочем не смирялась…

      – Жива?

      – Жива, жива… сомлела только… Сейчас водичкой сбрызну…

      От сего зрелища у Юрия подогнулись колени, и он опустился на лавку, застеленную медвежьей шкурой. В покоях пахло свечным чадом и кровью. На столе сохли остатки трапезы, – куски зажаренной дичи, обглоданные кости, хлебные крошки.

      Из перевернутого кувшина вытекло немного вина. В сладкой лужице трепыхалась муха…

      – Поторопись, боярин. Не ровен час, Орн нагрянет. Тогда всех порешит, и тебя, и нас…

      «Не нагрянет», – хотел сказать Юрий, но слова застряли у него в горле. Ольга очнулась и застонала. Он кинулся помогать ключнице приводить девушку в чувство.

      – Эти нехристи всех девок и молодых баб в деревне попортили, – бормотала старуха. – Кто брыкался, тех резали, яко овец. Иных возили на пустошь… бесам скармливать.

      Юрий вспомнил кровавый обряд и содрогнулся.

      – Умереть хочу… – простонала Ольга. Она не узнавала ни ключницы, ни жениха. – Убейте, люди добрые… избавьте от мук…

      – Умом тронулась, бедняжка.

      – Оленька… это я, Юрий…

      В тусклых глазах несчастной не промелькнуло ни искорки. Она не плакала, – только стонала и кривила искусанные до синевы губы. На ее груди и плечах багровели свежие ссадины, коса растрепалась, на запястьях виднелись следы от веревки, которой Орн связывал ее, чтобы не отбивалась.

      Ключница мигом обернулась, притащила новую сорочку, юбку, душегрею на меху, пеструю царьградскую шаль. Однако Ольга наотрез отказывалась одеваться и куда-то бежать. Она обессилела, ее избитое тело болело, рубцы на спине нестерпимо саднили… а душа желала одного, – спасительного забытья.

      Юрий вдруг ясно осознал, что его свадьбе с юной боярышней уже не бывать, что жизнь его безнадежно разбита, любовь поругана, а счастье утеряно безвозвратно, бесповоротно. Навеки.

      – Оставь… – с мрачной решимостью сказал он ключнице. – Не надо более мучить Оленьку. Позаботься о ней. Вот тебе золотой крест с каменья ми… поступай, как сердце подскажет…

      Он снял дорогое украшение, подаренное ему матерью, и протянул старухе.

      – Как же быть-то, боярин? – испугалась та. – Ежели хозяин прогневается, нам не жить!

      – Орна не бойтесь. Я убью его.

      Скрипнув зубами, Юрий резко повернулся и выбежал из дядькиных покоев, где теперь вместо беззаботного веселья поселились ужас и смерть.

      Его люди ждали в холодных сенях с полными котомками съестных припасов. Лошадям во дворе насыпали овса, и те жевали, опустив головы с нечесаными гривами.

      – Едем за Орном! – скомандовал боярин, ни на кого не глядя.

      – Так он вроде… на тракт подался, царский обоз оборонять от татей…

      Юрию было известно, что в окрестных лесах промышляют разбойничьи шайки и не только одинокий путешественник, но и большой купеческий обоз может подвергнуться нападению.

      – За мной! – взревел он, толкая ногой дверь. –