Царь живых. Виктор Точинов

его.

      Адель – была, ибо путь их общий.

      – Царь. Царь Живых. И то, что его надо убить…

      – Я понимаю тебя, брат… И скорблю с тобой… Но если он взрастет и познает силу свою. Он и сейчас силен. Убивающий был бы повержен им. Даже если бы Спящий не проснулся…

      – Страшна наша Битва, сестра… И страшен будет Час ее.

* * *

      – Извините. Подскажите, пожалуйста, который час?

      Прохожий бросил беглый взгляд на циферблат.

      – Половина первого.

      – Большое спасибо.

      Соврал, определенно соврал.

      Прохожий отошел, Ваня достал часы из кармана. Тридцать пять минут. Понятно, отстают часы у мужика, или округлил…

      Все ясно. Эксперимент можно завершать. Десять опытов. Четыре правдивых ответа. Ну, с этими понятно, хорошие часы, идут с точностью до минуты… А вот пятеро лгали, и Ваня это почувствовал… И не важно, спешили или отставали их ходики. Важно иное – ну никакого нет резона преднамеренно врать случайному прохожему о времени… Один, правда, нагло соврал – нет часов, дескать. Спешил, рукав засучить ленился? Какая разница…

      Ваня вернулся домой.

      Все ясно.

      То есть, конечно, ничего не ясно.

      Ясно лишь, где он подцепил этот вирус.

      В подвале. В очень странном подвале. В подвале, где не было дичи. И где лежала на сырой земле крепко спящая красавица.

      Есть версия. Гениальная. Блестящая и неподражаемая. Можно писать фантастический роман в трех частях с прологом и эпилогом. Ау, где тут ближайшее издательство?

      Значит, так. Пару миллионов лет назад грохнулся корабль пришельцев. На территории будущей птицефабрики. Но не простых, не всем знакомых зеленых человечков. Эти особенные. Говорят одну правду – по той причине, что все поголовно чуют ложь. Такая уж у них на планете микрофлора – все заражены вирусом правдоискательства. Короче, грохнулись. Занавес. Акт второй. Наши дни. Место то же. Корабль наконец проржавел и инопланетная зараза просочилась наверх. И ножки Буша тут ни причем – фабрика накрылась по другим причинам. Народ с нее побежал. Трудно работать стало. Вахтер каждого спрашивает: а не выносишь ли ты, милый друг, чего с родного предприятия? И хрен донесешь родным чадам свежей курятины. Акт третий. Два отчаянных диггера, В. Полухин и…

      Стоп. А как же Славка? В нем тоже должно бы прорезаться… Надо…

      Как тут же выяснилось, у Полухина могли прорезаться и иные способности. Например, телепатические.

      Потому что в этот момент он позвонил в дверь.

* * *

      Папа поднялся.

      Папа вытер губы.

      Папа посмотрел вокруг. Далеко посмотрел – не глазами.

      При всем несходстве сущностей, чувствовал он себя как человек.

      Как человек, давший зарок не пить и долго державшийся. А сейчас выпивший первую рюмку. То же самое ощущение легкости, и облегчения от опостылевших пут, и легкое смущение, и некий самообман: ну, одна, ну и что, только сегодня – завтра снова завяжу; и глубокое, запихиваемое еще глубже знание: что ничего он не завяжет, что впереди пропасть; но! – шальной кураж от предв