Я ее любил. Я его любила. Анна Гавальда

впрочем, не знаю…

      – Да-да, я позвоню, я…

      Я снова заплакала.

      Свекор опустил глаза. И снял перчатки.

      – Прости, я вмешиваюсь не в свое дело…

      – Да нет, не в том дело, я просто… Чувствую себя потерянной… Я… вы правы, пойду позвоню шефу.

      – Кто он, твой начальник?

      – Подруга, надеюсь, что подруга, сейчас увидим…

      Я забрала волосы старой резиночкой Люси, которую нашла в своем кармане.

      – Скажи, что берешь несколько дней отпуска, чтобы ухаживать за злобным свекром… – предложил он.

      – Да… За злобным и беспомощным. Так будет убедительней.

      Он улыбался, дуя на кофе.

      Лоры на месте не оказалось. Я пролепетала нечто невнятное ее помощнице, которую ждал вызов по другой линии.

      Позвонила домой. Набрала код автоответчика. Ничего не значащие сообщения.

      А на что я, собственно, надеялась?

      Снова подступили слезы. Мой свекор вошел в комнату и тут же вышел.

      Я говорила себе: «Давай, надо выплакаться раз и навсегда. Вылить все слезы, выжать, как губку, мое большое печальное тело и перевернуть страницу. Думать о другом. Идти вперед мелкими шажками и все начать с начала».

      Мне повторяли эти слова сотни раз. Думай о другом. Жизнь продолжается. Вспомни о дочерях. Ты не имеешь права так распускаться. Встряхнись.

      Да, я знаю, прекрасно все знаю, но поймите же вы – у меня не получается.

      Во-первых, что это такое – жить? Что означает это слово?

      Мои дети… но что я могу им дать? Маму в депрессии? Перевернутый мир?

      Я готова вставать по утрам, одеваться, завтракать, одевать и кормить дочерей, держаться до вечера, укладывать их и целовать на ночь. На это я способна. На это все способны. Но не более того.

      Будьте ко мне милосердны.

      Не более того.

      – Мама!

      – Да, – отвечаю я, вытирая нос рукавом.

      – Мама!

      – Я здесь, здесь…

      Люси стояла передо мной в пальто, надетом прямо на ночную рубашку. В руках она крутила Барби, держа ее за волосы.

      – Знаешь, что сказал дедушка?

      – Что?

      – Что мы пойдем в «Макдоналдс».

      – Не верю!

      – А вот и правда! Он сам сказал.

      – Когда?

      – Сейчас.

      – Я думала, он ненавидит «Макдоналдс»…

      – А вот и не ненавидит! Он сказал – мы пойдем за покупками, а потом в «Макдоналдс», все, даже ты, даже Марион, даже я и даже он!

      Когда мы поднимались по лестнице, она взяла меня за руку.

      – Знаешь, у меня совсем нет одежды. Мы все оставили в Париже…

      – И верно, – согласилась я, – мы все там забыли.

      – А знаешь, что еще сказал дедушка?

      – Нет.

      – Он сказал нам с Марион, что купит нам одежду, когда мы пойдем по магазинам. И мы сами все себе выберем…

      – Да неужели?

      Я переодевала Марион, щекоча ей животик.

      Люси сидела на краю кровати и медленно, но неотступно подводила меня к главному.

      – И он сказал, что согласен…

      – На что?

      – На