Сказать по правде. Остин Сигмунд-Брока

избегая смотреть мне в лицо.

      – Ты даже не дашь мне возможности объясниться? – спрашиваю я, усилием подавляя возмущение в голосе.

      Он забрасывает в шкафчик свои бутсы и вынимает толстый учебник по классической философии.

      – Кэмерон, прямо сейчас меня не особо интересуют объяснения, – говорит он устало.

      Затем громко захлопывает дверцу и проходит мимо меня. Мне не остается ничего, кроме как идти следом, поскрипывая подошвами «Найков» по линолеуму.

      – Но в пятницу ты хотел быть со мной! – возражаю я. – Признаю, я поступила плохо, но ты меня знаешь… – Мне трудно угнаться за его широкими шагами. – Ты знаешь, кто я такая. Мы с тобой вместе бегаем, вместе смотрим плохие фильмы по МТВ и…

      – Кэмерон, – разворачивается он ко мне. – Ты нравилась мне практически с того дня, как мы познакомились.

      Я чувствую, как на губах расцветает улыбка. Но взгляд Эндрю слишком жесткий.

      – Но ты захотела встречаться со мной только после того, как я прошел какой-то тест на популярность.

      Моя улыбка тает.

      – Не знаю, увидела ли ты меня в новом свете после того, как меня приняли в команду, или всегда хотела со мной встречаться, но решила, что можешь, только когда меня приняли. Не знаю, что хуже. В любом случае я не хочу быть с тобой.

      Я открываю рот, чтобы возразить, но он перебивает меня:

      – Я бы хотел верить, будто под всем этим ты хорошая, добрая или что-то такое. Но сейчас у меня нет для этого причин.

      Отвернувшись, он уходит в класс, не оставляя мне шанса защититься. Как будто знает, что защищаться нечем.

      Я могла бы сейчас сбежать в туалет. Могла бы спрятаться в кабинке, вместо того чтобы идти на урок. Но через сорок три минуты я бы просто вышла из этой кабинки, зная, что рано или поздно мне придется смотреть ему в лицо.

      Я иду в класс.

      Когда мы расселись, Ковальски поднимает свой том «Укрощения строптивой».

      – У всех вас была возможность переварить первые два акта, – говорит она, обводя нас многозначительным и несколько угрожающим взглядом. – Давайте обсудим главную героиню, строптивую, – Катарину. Как относится к ней Шекспир?

      Усевшись за стол, она вызывает сидящую перед ней девочку.

      Я не слушаю, что говорит Лиза Грэмерси. И когда Ковальски вызывает кого-то еще, его я тоже не слушаю. Дискуссия продолжается, но я смотрю в тетрадь. Я где-то сделала ошибку – не могу не признать. Может, мне следовало пойти к нему домой и поговорить там? Или выжать в коридоре пару слезинок. На самом деле, надо было затащить его в «Скаре» в комнату с дверью. Если бы Пейдж не смогла зайти, ничего этого бы не случилось.

      Я оглядываюсь через плечо на нее – девчонку, которая все испортила. Пейдж замечает, что я за ней наблюдаю, и бросает мне язвительный взгляд, закрывая обложку книги так, что видно только слово «строптивая». С ухмылкой она кивает в мою сторону.

      Я возвращаюсь к своей тетради. Я слишком устала даже для высокомерной гримасы. На