Любимая мартышка дома Тан. Мастер Чэнь

сегодня на меня свалился огромный груз. Для начала предстояло выяснить, какой именно «Запад» имеется в виду. Империя, в конце концов, лежит на восточном краю мира, и «Западом» здесь считается вообще все, что в этом мире существует.

      Но уже сейчас особых сомнений у меня не было.

      Если ехать от Чанъани строго на запад, то перед всадником вырастает стена гор Тибета, через который идут караваны паломников в княжества Инда, за сутрами Учителя Фо и за суставами, зубами и обломками костей с его погребального костра. Одна крошечная косточка Учителя Фо ложилась в основу очередной белой, вытянутой к небу иглой ступы, вокруг которой мгновенно вырастал очередной монастырь.

      Но поход на этот Запад сегодня было бы трудно представить. Воины Тибета, закованные в железо полностью, кроме глаз, начали спускаться с вздымающихся до небес гор, грабить и громить пограничные города империи лет шестьдесят – семьдесят назад: до того никто и не слышал о таком государстве. А при славном Светлом императоре стало ясно, что победить Тибет невозможно, так же как он не может победить империю. На равнине танская кавалерия, состоявшая по большей части из перешедших на имперскую службу тюрок, сметала тибетские боевые линии. Но, как только степь сменялась горами, все получалось по-иному.

      И до сих пор про одного из двух славнейших генералов империи – Гэшу Ханя – рассказывали, что за ним – «поле тысяч скелетов Коко-нора». Гэшу уложил половину из шестидесяти трех тысяч своих солдат на осаде крепости Ши-пао в Красных холмах, война за нее длилась четыре года. Когда крепость наконец пала, в ней нашли четыреста солдат и одного тибетского генерала.

      После этого стало окончательно ясно, что какой-либо новый поход в этом направлении оказался бы самоубийственным штурмом неприступных гор.

      На юго-западе, после страшного – и скрытого от публики – поражения империи в войне с только что образовавшимся государством Наньчжао, тоже было нечего делать.

      Западом считалась и часть протянувшейся вдоль всей северной границы империи тюркской державы. Она раскинулась по степям, горам и лесам, от Восточного океана до моей родины, Согда, на дальнем Западе. Но эта держава была окончательно разгромлена полководцами династии Тан двенадцать лет назад, в битве у Железной горы. От тюркской громады оставались государства карлуков на западе или киданей на востоке, чьи орды и сегодня постоянно делали рейды через имперские границы. Их быстро подчиняла себе новая сила тюркской Степи – уйгуры. Но пока Степь не перешла под одну сильную руку, отправлять сто тысяч воинов империи туда было просто не нужно, да и так же бессмысленно, как биться бронированными колоннами о горы Тибета.

      Но и тюркская Степь не могла больше ничего сделать с империей – хотя бы потому, что пограничные округа, где лучшими из воинов были все те же тюрки, заслоняли империю от своих степных собратьев.

      Хотя у тюрок еще проводились выборы великого кагана, когда у шатров втыкались в степную землю три знамени – красное, синее, а между ними белое: