Смятение, верность, возрождение историческая повесть. Альфира Федоровна Ткаченко

нам скажи, почему это мы должны уехать отсюда? Вот ты же, грамотный. Всё знаешь. Об скажи нам, про эту саму грамоту-то, что справный мужик привёз нам о ссылке.

      Староста ушёл в дом и оттуда не появлялся, чем ещё больше разгневал татар.

      – Ну, что мужики, делать-то будем? Не хотят мужики уезжать. Ой, что-то надумают ещё. Как бы ни пошли, на власть-то, – помолчал староста, посмотрел на всех, тревожно и когда вышел на улицу, отвечал уже тише, – Тише, вы, сказано, ведь. Кто не согласен с указом Царя Александра, тот будет отнесён к ссыльным и закован в кандалы, как бунтовщик.

      Расходились мужики по своим домам, разочарованные. Ведь хлеба были здесь у них свои, ремёсла. Скот, резать его, что ли. Куда девать-то всё. Бунтовать! Решили мужики, бунтовать!

      – Всех в каторгу! – прокричал пристав и махнул рукой на толпу, собравшуюся на сходе.

      Он сидел и смотрел на старосту, который только и охал, что по поводу указа.

      – Басурмане и есть басурмане. Для них же лучше делаешь, а они не благодарные всё норовят по-своему. По басурмански. Уж сколько веков живут, как бандиты, так и менять свою жизнь не хотят. И чего этот арабский посол их смутил тогда. Жили бы русскими, ну этими, булгарами, и жили бы. А тут их опять, на веру другую, переделывай.

      Пристав помолчал, поморщился, как от назойливой мухи, от привезённого указа жителям слободы и посмотрел на часы, доставая их из бокового кармана, подарок жены:

      – А нам-то, что. Гони всех и всё.

      Он закончил писать письмо своему начальству и пошёл к выходу. Оглянулся на старосту, посмотрел на него, словно, хотел увидеть того подлеца, который не желал исполнять приказ царский.

      – Ты сам-то как? Здесь ведь остаёшься. Ты же староста. Тебе и решать всё. Твоя слобода должна к осени вся перейти на православную веру. Уж не знаю, что это за указ, такой. Но раз царь приказал, надо исполнять. Политику нарушать! Вот я им, – и он погрозил в сторону бунтовщиков.

      А взбунтовавшиеся мужики сошлись в одну кучу и к старосте, когда пристав ушёл в дом:

      – Мол, измениться что-нибудь ещё? Может, не на всех царь разгневался. Посмотри в бумагах-то, всех, что ли записал так, к православию или нет.

      – Ну, что вы, мужики. Я же сказал, что пристав приехал не зря. Всех. Под одну гребёнку. Я ведь староста. Мне указ исполнять надо. Пошли, пошли. К себе идите. Вот дома и решайте, что вам делать, – и он пошёл назад в дом, где жил и провожал пристава.

      – Добре, добре. Милый. В самый раз приехал. Вот теперь и будем жить по-русски. Это же надо же, что удумали. Ведь испокон веков эти земли нашими, русскими были. И надо же было, ему арабскому басурману приехать на нашу сторону, подглядеть, что, да как. А сам-то писал, что белые люди живут тут. А сам грамоту к хазарам принёс в ислам их, веру, какую-то смутную затащил. Ох, и история.

      Пристав махнул рукой, сел на колку и уехал. Только его и видели на деревне, татары.

      Забунтовали татары, против царского указа и ничего не вышло у них. Только потеряли земли свои. Отказал им в наделах царский служащий.

      – Пошли, пошли вон.