Сны над бездной. Андрей Кутерницкий

и пропадало человеческое лицо, и лицо было все одно и то же. И вглядываясь в линии этого красивого женского лица, старик жаждал изгнать это лицо из своей зрительной памяти, чтобы лица этого в ней больше не было и чтобы никогда уже оно не могло явиться к нему снова. Но, затемнившись, лицо возвращалось – яркое, неуничтожимое. Сердце старика начинало учащенно биться, и гнев делал дыхание затрудненным.

      Но всего сильнее мучился старик даже не от собственно ненавистного ему лица этой женщины, а от того, что никакими усилиями не мог расстаться с ним и понимал, что в эту минуту виновато, разумеется, не лицо, а он сам. Тем виноват, что ненавистью, неутоленным желанием возмездия – хотя в чем могло выразиться такое возмездие? – он сам вызывает его в поток своего гнева.

      «Откуда столько разрушительной силы в заурядной шлюхе, плохой матери, посредственной танцовщице из бульварного мюзик-холла? – думал старик. – Ей мало было жизни моего сына. Я знаю, его убило не море. Его погубили ее красота и ее нелюбовь, от которых он бежал и к которым возвращался. Теперь она калечит жизнь моего внука. Грязь окружает мальчика днем и ночью. А он все понимает. Вот он молча сидит рядом, темноглазый, притихший, в выцветшей рубашке и поношенных джинсах, с шелковым девичьим шарфиком, аккуратно повязанным вокруг шеи, печальный, так рано повзрослевший, и сердце мое трепещет от любви к нему и от страха потерять его!..»

      А мальчик размышлял о своем.

      Не зная, чем занять себя, он достал из кармана маленький электронный калькулятор в черном бархатном чехольчике, не спеша снял чехольчик – его взгляд и теперь обрадовался тусклому блеску легкой матовой пластины с темным табло и пятью рядами упругих, приятных для осязания кнопок, – и направил окошко калькулятора на солнечный свет.

      На табло вспыхнул прямоугольный ноль.

      Поочередно нажимая пальцем кнопки, мальчик начал набирать цифры и множить их.

      «А что, если письмо от Изабель лежит где-нибудь на почте? – подумал он. – В ящике или в мешке?»

      И опять она незамедлительно явилась к нему. Будто переливчатые звуки арфы рассыпались над морем. Изабель встала чуть поодаль, повернувшись к нему в полупрофиль, но он не увидел черт ее лица и красок платья, а только силуэт ее фигурки, потому что она встала между ним и горящим солнцем. Она стояла не на земле, не на воде и даже не в воздухе, а в мерцающей густоте света, словно подножием ей служила невидимая твердь. И сама она была насквозь просвечена лучами, но при том, что просвечена, – жива. Куда бы мальчик ни переводил свой взгляд, девушка-подросток переносилась вместе с его взглядом.

      Вот уже месяц их семья снова жила в Риме. Мать Изабель боготворила эту страну. Но теперь их гнал страх. Они бежали отсюда, потому что боялись Луны. И они не были единственными. Многие состоятельные люди надеялись, что если покинут ту географическую точку, в которой находятся, то спасутся. Каждому чудилось, будто глыба ударит именно в это место. И летели самолеты из Европы в Африку, из Америки в Австралию. Как будто в другом месте, в другой географической