Crysis. Легион. Питер Уоттс

вполне возможно зашифрованные. Интересно, Локхарт знал про это? Знал, как сигнал этот дешифровать, отключить?

      – За дело взяться надо! – вещает тем временем Голд. – С выходом подожди – добудь-ка мне парочку образцов. Вон он, шанс остановить инфекцию – а возможно, и все вторжение. Здесь я тебя прикрою. Но шевелись побыстрее – скоро место падения будет кишеть людьми из ЦЕЛЛ.

      Спереди еще доносится рокот идущих над улицами вертолетов. А маленький синий шестиугольник, указывавший на лабораторию Голда, волшебно перескакивает на запад, наводя на место инопланетного крушения. Я б сейчас не отыскал Голда даже под угрозой смерти – привык полагаться на путеводный шестиугольник, маршрут и не старался запомнить.

      Конечно, я, может, и управляю своими руками и ногами, но вот куда именно двигать их, непонятным образом решают Н-2 и Голд. А я, мать их за ногу, начинаю себя чувствовать пассажиром в собственной шкуре.

      Но знаешь, Роджер, когда обведешь безносую вокруг пальца, трудно не радоваться. Всего несколько часов назад я был уверен, что умираю. Весь целиком, до последней клетки, ни апелляций, ни отсрочки, приговор подписан. И вот когда уткнешься в такое, когда посмотришь костлявой в морду и выберешься, выкарабкаешься, вопреки всему, сделаешь невозможное – тогда чувствуешь себя неуязвимым.

      Вот оно, то самое слово, – неуязвимым.

      В конце-то концов, Пророк в грудь получил с корабля и остался стоять. Мать вашу, я ж как последний сын гребаного Криптона, я все могу, а в нескольких кварталах сбитый инопланетный корабль. Да на это любой бы захотел глянуть хоть глазком!

      Знаю, меня водят за нос. Но по правде, я все равно сходил бы туда посмотреть.

      Манхэттен превратился в лабиринт.

      Это не пришельцы учинили. Это не от хаоса обвалившихся зданий, не от подземных толчков – от нас. Десять тысяч бетонных блоков сложили и разбросали по городскому пейзажу, будто кучки перекрывающихся доминошных костяшек десятиметровой высоты, и на каждом написано «ЦЕЛЛ» большими черными буквами. Всю зону разделили на сотню ячеек, кривобоких четырехугольников. Последний раз я столько бетона в одном месте видел на границе Израиля с Палестиной, там кучу блоков выложили, чтоб евреи с арабами не порвали друг другу глотки.

      Баррикада передо мной рассекает пополам Брод-стрит. Ближайший дождевой слив – метрах в двадцати от массивных ворот из гофрированного металла. Поверх них – бегущая по экрану надпись большими печатными буквами: «В Нижний Манхэттен прохода нет». Я сдираю решетку со слива и прыгаю вниз. Через пять минут я, укрытый невидимостью, стою, прижимаясь спиной к фасаду сберкассы на углу Ист-стрит и Хьюстон-стрит, слушая шум вертолетов и работающих вхолостую бронетранспортерных движков.

      Эх, парни, насчет карантина с изоляцией вы слегка недосчитали.

      Кажется мне, раньше там была площадь с кафешками и магазинчиками. Теперь – дымящаяся дыра, будто макет разодрали пополам, открыв изломанные ярусы подземного гаража. Если корабль и лежит там, внизу, мне его не