Избранное дитя, или Любовь всей ее жизни. Филиппа Грегори

всех сотрут с лица земли, – махнула она рукой. – Кроме того, он верит в эти новые фабрики. Он даже вложил в них деньги.

      Доктор Пирс без приглашения опустился на стул и стал скатывать перчатки в тугой комок.

      – Значит, мы ничего не можем сделать? – беспомощно переспросил он.

      – У меня нет возможности остановить их. – Мама тоже села и взяла в руки шитье. – Все это делается законно?

      – С точки зрения юридической – да, но морально ли это?

      – Тогда я ничем не в состоянии помочь им, – продолжала тихо мама. – Может быть, вам следует настоять, чтобы родителям сообщили адреса детей и они могли бы забрать их, если времена улучшатся.

      – Если времена улучшатся… – как эхо отозвался доктор Пирс и поднялся на ноги.

      Мама сидела, не поднимая головы, и я чувствовала, что на глазах у нее появились слезы.

      Видимо, доктор Пирс тоже почувствовал ее волнение, потому что он низко склонился в поклоне, будто перед королевой.

      – Я зайду к вам на днях, – сказал он. – Положение в деревне очень тяжелое, но я постараюсь сделать, что в моих силах.

      – А они прислушаются к вашим советам? – спросила мама.

      Впервые за этот день доктор Пирс улыбнулся своей слабой, беспомощной улыбкой.

      – Сомневаюсь, – усмехнулся он. – Во всяком случае, прежде они этого не делали. Но я должен выполнить свой долг.

      Сделать он мог очень мало. Самые сметливые из взрослых попрятали своих детей, как только телега показалась в конце улицы. Таким образом, приходским чиновникам удалось увезти только шестерых ребят. Они объявили потрясенным родителям, что дети будут работать на больших мельницах где-то на севере, там они получат надлежащее религиозное и ремесленное образование и позднее смогут даже помогать своим родителям. Экр выслушал эти обещания в скорбном молчании, и дети уехали.

      Каждое воскресенье моя бабушка возила нас в своем экипаже в чичестерский кафедральный собор на службу. Мама теперь не хотела, чтобы мы появлялись в нашей деревенской церкви, но доктор Пирс написал ей успокаивающее письмо и заверил, что в деревне все совсем как прежде и мы будем в полной безопасности.

      Но я заметила, что все обстоит совсем не так, как прежде.

      Дети, которые раньше приходили к нашим воротам поглазеть на домик, больше не появлялись. Девочки, приседавшие перед нами, когда мы проходили в церкви к нашей скамье, сидели неподвижно, не поднимая глаз. И каждый ребенок научился стремглав убегать в заросли вереска на общественной земле и прятаться там при виде незнакомой коляски, сворачивающей в деревню.

      Но в Экре все действительно было спокойно и тихо, словно из нее увезли не шестерых детей, а саму жизнь.

      Лето в том году стояло очень жаркое, жаркое и безветренное. Мама страдала от головных болей и не позволяла нам гулять за пределами нашего поместья. Однажды я спросила ее, уже не в первый раз, почему мы такие бедные, почему эти люди сожгли Холл и почему она – самая главная в нашем маленьком мирке – не может ничего сделать там, за порогом нашего дома. В ответ на это ее лицо,