Избранное дитя, или Любовь всей ее жизни. Филиппа Грегори

но все дети одинаковы. И это ничего не значит. Джулия моя маленькая дочка! Если бы вы видели ее вчера, когда у нее была другая прическа, вы бы вовсе не заметили никакого сходства.

      Дядя Джон пожал плечами.

      – Конечно, – согласился он, убежденный силой здравого смысла, звучащего в словах мамы. – Конечно. Просто то, как она вбежала в гостиную… И ее голос, и улыбка, и посадка головы… Но она научилась грациозности от вас, Селия, я уверен.

      – Мне приятно слышать это, – благодарно отозвалась мама, – но я лично считаю эту девочку далеко не образцом хороших манер.

      Он улыбнулся, и тепло, заблиставшее в его глазах, заставило меня порадоваться за маму. Я сразу поняла, что он любит ее. И если в самую первую минуту этот усталый, с желтым лицом, нездоровый человек разочаровал меня своим видом, то теперь передо мной предстал веселый и умный дядя Джон, старающийся казаться серьезным, – такой, каким я знала его по рассказам мамы.

      – Дядя Джон, – лукаво сказала я, – тут у нас еще кто-то…

      Он резко повернулся к своему сыну, и его плечи поднялись, словно готовясь принять давно обещанную самому себе ношу. Он приветливо протянул руку вошедшему за мной Ричарду и улыбнулся ему.

      – Ричард, – сказал он. – Я так рад видеть тебя. – Он обнял сына за плечи, крепко прижал его к себе, а затем повернулся к маме и рассмеялся. – Селия, все эти годы я представлял вас себе в сопровождении маленьких детей. А теперь вижу, что Ричард, оказывается, почти с меня ростом, а Джулия достает мне до плеча.

      Мама с готовностью рассмеялась, но я видела, что небольшое колебание дяди Джона не прошло незамеченным для нее.

      – А сколько одежды они износили за эти годы! – смеясь, воскликнула она. – А сколько башмаков стоптали!

      – Да, я вижу, что мне для их воспитания понадобятся все мои рубины и бриллианты! – просиял дядя Джон.

      – А у вас, сэр, есть рубины и бриллианты? – быстро спросил Ричард.

      – Целые копи, – был ответ.

      – Мы их быстренько потратим, – пообещала мама. – Присядьте, Джон, отдохните, пока Страйд не пригласит нас к обеду. И рассказывайте ваши новости. Своих слонов можете распаковать позже.

      Обед был лучшим из того, что могла приготовить миссис Гау в такой спешке, и его подали на фамильном серебре Хаверингов с их монограммой, и пили мы из наших лучших хрустальных бокалов. Посуду прислала с Джемом леди Хаверинг, когда тот во второй раз был отправлен к ней с известием, что вернулся Джон Мак-Эндрю. Она даже передала с ним бутылку охлажденного шампанского, которое мы пили за наше будущее.

      – Нам следует поговорить, Селия, – сказал дядя Джон в конце обеда, когда мама приказала Страйду убрать со стола.

      – Мы можем поговорить попозже. – И она с теплой и заботливой улыбкой взглянула на его утомленное лицо.

      – Не стоит, – улыбнулся в ответ Джон. – Я действительно устал и не могу не признать это. В Индии у меня бывали приступы лихорадки, и я сильно ослабел после них. Но есть вопросы, касающиеся всей нашей семьи, и я хотел бы, чтобы мы обсудили их без