Ведьма с Портобелло. Пауло Коэльо

вообще не обратила на это внимания, потому что даже не вспомнила о своем ночном кошмаре.

      Но с этой минуты ад стал придвигаться к нам вплотную, уже не отдаляясь никогда. В тот же день в отместку за гибель тех четверых был взорван автобус с двадцатью шестью палестинцами. Спустя сутки уже нельзя было ходить по улицам – повсюду гремела стрельба. Школы закрылись. Шерин привезла домой одна из ее учительниц. Мой муж прервал свою командировку и вернулся в Бейрут. Он обзванивал своих высокопоставленных друзей, однако никто не мог сказать ему что-либо вразумительное – никто уже не контролировал ситуацию. Шерин слышала доносящиеся снаружи выстрелы, слышала, как кричит по телефону мой муж, но – к несказанному моему удивлению – не произносила ни слова. Я говорила, что все это скоро кончится и мы сможем снова ходить на пляж, однако она отводила глаза и просила либо книжку, либо пластинку. Покуда ад все уверенней вступал в свои права, она читала или слушала музыку.

      Мне тяжело, поймите. Я больше не хочу думать об этом. Не желаю знать, кто был тогда прав, кто – виноват, не желаю вспоминать об угрозах, которые мы слышали ежедневно. Скажу лишь, что спустя еще несколько месяцев для того, чтобы перейти улицу, надо было сесть на пароход, уплыть на Кипр, там пересесть на другой корабль и вернуться на другую сторону.

      Почти год мы провели практически взаперти, ожидая, когда ситуация в стране изменится к лучшему, а правительство наведет порядок. Думали, это случится со дня на день. Но однажды утром, слушая пластинку на своем маленьком проигрывателе, Шерин сделала несколько танцевальных па и стала твердить: «Все это – надолго… очень надолго».

      Я хотела было остановить ее, но муж схватил меня за руку – было видно, что он внимательно прислушивается к ее словам и принимает их всерьез. Я так и не поняла почему, и мы даже теперь не обсуждаем эту тему: она – под запретом.

      На следующий день муж неожиданно начал готовиться к отъезду из страны, и через две недели мы были уже в Лондоне. Позднее мы узнали, что, хотя точные статистические данные отсутствуют, за два года гражданской войны (1974 и 1975 гг. – Прим. ред.) погибло около 44 тысяч человек, 180 тысяч были ранены, а еще десятки тысяч остались без крыши над головой. Бои продолжались, потом страну заняли иностранные войска, и ад продолжается по сей день.

      «Все это – надолго… очень надолго», – сказала тогда Шерин и, к несчастью, оказалась права.

      Лукас Йессен-Петерсен, 32 года, инженер, бывший муж

      Ко времени нашей первой встречи Афина уже знала, что ее удочерили. Ей было 19 лет, и однажды она чуть не затеяла драку в университетском кафетерии из-за того, что кто-то, решив, будто она – англичанка (у нее были гладкие волосы, светлая кожа, а глаза меняли цвет с зеленоватого на серый), позволил себе пренебрежительно отозваться о Ближнем Востоке.

      Шел первый день семестра, и мы еще ничего не знали о своих однокашниках. И вот одна девушка вдруг вскакивает, хватает другую за ворот у самого горла и бешено кричит ей в лицо:

      – Расистка!

      Я