Останкинские истории (сборник). Владимир Орлов

и даже международник в красивых очках уж на что был суров к оскалам и гримасам, а и тот, казалось, потеплел. Тут Клавдия Петровна, уловив в хлопобудах слабинку, деликатно спросила, в нарушение правил очереди, долго ли ей ждать своих прогнозов. Облаков взволновался, маленький, быстрый, корсиканец в Фонтенбло, прошелся вдоль стола, сказал, что этого он пока сообщить не может. «Я понимаю, понимаю», – смиренно кивнула Клавдия Петровна, а в глазах ее Данилов прочел: «Болтайте, болтайте, я-то уж свой прогноз знаю!» Тут бы и уйти, но пегий человек с вахтенным журналом обратился к Данилову с просьбой дать инициативной группе подписку о неразглашении.

      – А зачем? – удивился Данилов.

      – А затем, чтобы были соблюдены все условия чистоты проводимого опыта…

      – Ну, пожалуйста, – сказал Данилов.

      Когда он опустил ручку, все притихли, и у Данилова возникло ощущение, будто отныне он будет связан с хлопобудами чем-то важным. Пусть не кровью, но и не чернилами.

      Расстались хлопобуды с Даниловым хорошо. У Ростовцева, вблизи дверей, на плече сидел вместе с попугаем теперь еще и хомяк. Данилов хотел пройти от Ростовцева подальше, а Клавдию к румяному пирату так и потянуло. Данилов чувствовал, что он Клавдии мешает, но куда ж ему было деваться?

      – Все, – сказал он на улице, – я с ними закончил.

      – Ну нет, – возразила Клавдия. – Не думаю. Они к тебе хорошо отнеслись.

      – А если б плохо отнеслись, мне-то что?

      – Не храбрись! Они люди серьезные, без эмоций, а на одной науке… Если что не по ним, они тебя в порошок.

      – Ты меня напугала. Я и вовсе буду от них подальше…

      – Нет, Данилов, – сказала Клавдия, – ты будешь пристегнут к моей сумасшедшей идее.

      Данилов хотел было возразить Клавдии, но подумал, что лучше саботировать идею молча.

      – Когда же ты мне идею-то откроешь? – спросил он.

      – Тише! Молчи! В ближайшие дни и открою!

      Тут Клавдия Петровна вспомнила:

      – Слушай, ты не знаешь, кто такие голографы?

      – Что-то читал, но не помню. Зачем они тебе?

      – Видишь ли, – сказала Клавдия Петровна печально, – по побочным прогнозам выходит, что через десять лет мне не так Войнов будет нужен, как голограф…

      – Какой голограф?

      – Какой-нибудь… Стоящий… С умом… И мужчина.

      – Да брось ты! Тебе-то – и какие-то голографы!

      – Это они теперь голографы, – возразила Клавдия Петровна, – а через десять лет, говорят, они будут более других одетые.

      – Ну смотри… А что же, Войнов побоку?

      – Нет, отчего же, – в голосе Клавдии вместе с печалью возникла и нежность, явно вызванная мыслью о Войнове. – У нас с Войновым еще есть время… Но, конечно, мне и сейчас надо почитать что-нибудь про голографию, чтобы знать, как себя вести. А впрочем, это частности!

      – Частности, – кивнул Данилов. – Ты взяла пеньюар?

      Он теперь испытывал к австралийскому пеньюару чуть ли не симпатию, и судьба его Данилова