Останкинские истории (сборник). Владимир Орлов

была сильной. Рыдания стали сопровождать ее.

      Но только лишь стихла музыка, стихло и все. И прощались с Кореневым тихо, могильщики и те молчали. А когда гроб стали заколачивать, вдова Коренева вдруг вскричала, обращаясь куда-то ввысь: «Будь проклята ты, музыка!» Ее принялись успокаивать, одна из девочек прижалась к матери со словами: «Не надо, не надо, мама!», но вдова все кричала: «Будь проклята ты, музыка!» Данилову стало жутко. И тут вдова ослабела, опустилась на принесенный кем-то табурет и застыла.

      Бросив ком мерзлой глины на крышку гроба, Данилов подумал, что все они тут как язычники, насыпающие курган. А вокруг уже возникла житейская суета, стучали лопаты о ледяную землю, люди хлопотали с венками и портретом, разговаривали громко, опоздавшие выспрашивали, что и как было. Данилов решился подойти к Наташе, но тут он заметил, что металлическая ограда соседней могилы, видимо, недавно окрашена ядовито-зеленой масляной краской, и люди, проходя в суете мимо нее, то и дело пачкают пальто, брюки, платья. Данилов встал возле ограды, говорил всем проходившим:

      – Будьте осторожнее, прошу вас, свежая краска!

      – Ах! – махали руками иные. – До этого ли теперь! Тут вечное, а это – сиюминутное!

      Однако и философы старались не запачкаться.

      Данилов стоял на посту у ограды со всей серьезностью, но успевал смотреть и в Наташину сторону. Наташа с места не двигалась и никаких намерений не проявляла подойти ни к Данилову, ни к могиле. Держала в руках красные и белые розы.

      Данилов стоял и слышал:

      – Венки-то, венки влево заносите…

      – …не знаю, по три рубля, что ли…

      – Ни дирижер не пришел, ни первая скрипка, ни Тормосян. Даже и на панихиде не были…

      – Кабы естественным образом ушел, тогда бы пришли… А так еще неизвестно, что он имел в виду. Выбросившись из окна…

      – Вот там под липой на могиле руль от грузовика вместо памятника. Неужели и Мише скрипку положат?

      – Вряд ли. Он ведь от нее бежал-то, от скрипки. Испугался, что ли, ее…

      – Не болел он разумом?

      – Да нет, тих был в последнее время, в себе что-то таил, но ничего этакого не было. Только выпивши иногда говорил: «Посредственности все мы, посредственности, так и умрем посредственностями. Не ужели Паганини был такой же человек, как я, как ты? Или он и вправду душу дьяволу заложил?»

      – Миша ведь и позавчера хотел одолеть Двадцать первый каприс Паганини.

      – Накануне он мне что-то твердил про машину. Мол, скоро машина будет писать музыку и исполнять ее не хуже любого гения. Я смеялся над ним…

      – На поминки пойдешь?

      – Нет, я вечером где-нибудь напьюсь… В ресторане или дома… Сейчас мне на запись, в Останкино…

      – Пойдем… Вон автобусы у входа…

      Подняли и вдову, повели с кладбища.

      Тут Наташа подошла к могиле, положила на холмик, чуть присыпанный снегом, розы. Вдова уловила ее движение, остановилась было и даже будто