Дорога в Алатырь. Николай Шмагин

и яростно возил шалью по полу…

      Уткнувшись носом в свисающую со стола скатерть, замер:

      – А что, если?.. – в его голове родилась новая блестящая мысль…

      Пыхтя от усердия, Ванька старательно вырезал ножницами уголки по краям скатерти, смутно припоминая, что нечто подобное он уже делал когда-то в столице у родителей. Как красиво! Хлопнула сенная дверь, Ванька вскочил и, бросив ножницы, снова схватился за ведро…

      Вошедшая бабушка ахнула, глядя на лужи:

      – Это што такое? Хосподи, моя шаль! – кошелка с продуктами выпала из ее рук, и бабушка, торопливо отжав с шали воду, развернула ее, не веря своим глазам:

      – Поганец ты этакий, что натворил?!

      – Она же старая, – Ванька обиженно глядел на бабушку. Неужели она не понимает, как он старался? Кинув взгляд на скатерть, облегченно вздохнул: уж эту его работу она оценит по достоинству. И она оценила:

      – Скатерть изрезал, – трагический шепот перешел в гневный крик:

      – Да я тебя!.. – нервы у бабушки не выдержали и, схватив скалку, она ринулась на внука, охаживая, почему попало.

      Ванька вцепился в скалку, и они принялись тянуть ее в разные стороны, топчась по лужам и не замечая вошедшего деда.

      – Никак воюете? – хмыкнул дед, удивленно осматриваясь.

      – Набедокурил как, антихрист окаянный! – чуть не плакала бабушка, разводя руками, скалка загромыхала по полу и укатилась под стол.

      – Ты только глянь, – она схватила скатерть и затрясла перед дедом. Тот озадаченно почесал затылок, разглядывая внушительные прорехи:

      – Ну и дела! Потрудился ты, внук, на славу…

      – Я ему потружусь, – снова накинулась на внука бабушка, но Ванька был уже у деда за спиной и оттуда оскорбленно выкрикивал:

      – Ничего ты не понимаешь, бабаня. Я же пол мыл, как лучше хотел.

      – Платок спортил, скатерть изнахратил, – сокрушалась бабушка.

      – Хосподи! За што такие напасти, за какие грехи? – взывала она к образам.

      Ванька бросился на кухню и забился там под стол у самой стены. Это было его любимое место для обид и переживаний дома. И дед с бабушкой знали, что сидеть под столом он будет долго. А потому принялись каждый за свое дело: бабушка стала наводить порядок в комнатах, а дед пошел в сени к верстаку. Оставшаяся в одиночестве Мурка попила воды из блюдца и, позыркав на притихшего под столом Ваньку, ушла спать в подпечье.

      Привычный уклад жизни был нарушен приходом нежданной гостьи: звякнула щеколда, и в сени вошла высокая старуха деревенского вида вся в черном. За спиной на веревке она держала связку корзин разных размеров.

      – Бог в помощь, братушка, – поздоровалась она с дедом и прошла в дом. Дед молча кивнул родственнице, не особо обрадовавшись ее приходу, и продолжил строгать длинный брусок с еще большим рвением.

      – Нюра пришла, проходи, раздевайся, – обрадовалась приходу старухи бабушка и поспешила навстречу. Старуха сгрузила корзинки в угол, повесила черный пиджак на гвоздь, сняла с себя черную шаль и оказалась черноволосой