Дорога в Алатырь. Николай Шмагин

потом продекламируешь.

      Ванька с готовностью закивал и умчался в переднюю, горланя там в избытке чувств: «Как по улице варваринской идет мужик комаринский…». На мгновение все смолкло, и бабушка заглянула в переднюю.

      Ванька снова включал радио.

      «Кукуруза – царица полей дошагала до Севера!..», – проникновенно провозгласил диктор, и бабушка заторопилась к выключателю…

      На кухне чертыхнулся дед. Ванька бросился к нему:

      – Кукуруза разве может шагать, дед?

      – У нас все может…

      – Почтальонша сказала: ночью 50 градусов мороза будет, – вспомнила бабушка, восстановив тишину в квартире.

      – То-то смотрю, с утра продирает, – встревожился дед, вставая.

      – В финскую-то помнишь, ударило, погибло тогда в саду – не перечесть, – жалостно вздыхала она, глядя на одевающегося деда. – Неужто ночь целу маяться собрался? Авось обойдется, ну их к ляду.

      – Авось да небось – хоть вовсе брось! – вскипел дед, сердито топая валенками. – Хворосту да сенца заготовлю.

      – Я с тобой, – Ванька схватил его за руку, – помогать буду.

      – Помощник нашелся, мороз такой на дворе, – запротестовала, было, бабушка, но, глянув на мужа, уступила: – давай-ка потеплее оденемся.

      Дед разложил вокруг яблони хворост, сверху потрусил сена.

      – Зачем сено, дед?

      – Для дыму. Вишь, сырое оно, знать дыму много будет, яблоням тепло. И нам спокойнее, уразумел?

      Ванька схватил охапку хвороста и, увязая в глубоком снегу, поволок к красавице-яблоне, стоящей поодаль от других деревьев.

      – Неси сюда, – позвал дед, подходя к неказистой на вид яблоньке и утаптывая вокруг нее снег, – здесь раскладывай.

      – Я у той хочу, – запротестовал внук.

      – Это дикарка, не жалко, – объяснил дед. – Давно срубить пора.

      – Что, яблоки не растут?

      – Кислятина. А это апорт, осенью попробуешь – за уши не оттащишь, – дед старательно раскладывал хворост, а Ванька с жалостью смотрел на заиндевевшую дикарку, рядом с ней апорт казался ему уродом.

      – Вот, – кряхтел под яблоней дед, обворачивая ствол мешковиной, – теперь не замерзнут, – он удовлетворенно оглядел свою работу.

      – Дед, можно я ночью помогать буду? – подгадал под настроение внук.

      – Там видно будет…

      Поглядев на одевающуюся бабушку, дед понимающе усмехнулся:

      – Что, бог-помощь пошла разносить?

      – К Богоявленским надо сходить, покалякать про то да се. Ты уж сиди, старый, в бабские дела не суйся.

      – Иди-иди, божья старушка. Посудачьте. Вам, бабам, без этого никак нельзя, – развеселился дед, усаживаясь перекурить.

      – Я с тобой, бабушка! – взвился неугомонный внук, хватая валенки и пальто. Ей ничего не оставалось, как помочь внуку одеться. Наконец, сопровождаемые насмешливым взглядом деда они пошли в гости.

      Оставшись в одиночестве, дед затушил окурок и присел к столу, поглядывая в окно: смеркалось. Делать было нечего, и он прошел в переднюю, подтянул гирьку ходиков и включил