Продаются роли!. Роман Шабанов

– вероятность зацепиться или встретиться нос к носу с обладателями этого костюма была примерно восемь из десяти. Поэтому стал рыскать по двору в поисках коряги, с помощью которой сможет подцепить висящие портки. Ему удалось найти черенок от швабры, и используя его размеры, пытался подцепить штанину, свисающая более чем другая, как в игре, но тот был слишком короток для такого достойного приза. После у него возникла идея залезть на детский грибок и оттуда попробовать то же самое. Иван уже продумал, как сможет забраться на него, но не знал, как будет при этом держать швабру, да и площадка на этом грибке вряд ли была устойчивой.

      – А ты почему не одетый? – услышал он.

      В окне показалось белокурое кудрявое чудо в сиреневой пижаме. Это был мальчик или девочка. Сразу нельзя было определить – или очень красивый мальчик, либо ангелоподобная девочка.

      – Так я еще не успел, – выпалил он. Это единственное, что пришло в голову в настоящий момент. Он успел прикрыться, думая о том, какую разницу в ощущениях он будет испытывать, если узнает, кто перед ним – ребенок женского или мужского пола.

      – Ты не успел? – удивился то ли мальчик, то ли девочка.

      – Да, я не успел, – согласился Иван, не совсем понимая, что будет дальше.

      – А что ты не успел? – прозвучало по-женски, с любопытством. Этот вопрос следовало ожидать, и первоначально парень не был к нему готов.

      – Одеться, – сымпровизировал он, сделал небольшую, весьма незаметную паузу и продолжил с энтузиазмом: – Понимаешь, я только что приехал из страны, где мы, народ этой страны, ходим голыми. То есть ничего не одеваем сверху. У нас тепло и тело дышит. Я удивлен, что у вас принято ходить одетыми. У вас же так принято?

      – Да, – согласился все же мальчик. – У нас так принято.

      Он смотрел на этого человека, появившегося во дворе в столь раннее время, и он был рад, что стал свидетелем некоего таинства.

      – Да, но я же не знал, – продолжал Иван с театральными выпадами. – Вот теперь хожу по городу и мне грустно. Понимаешь, грустно. Ведь можно же было сказать. Скажи, можно?

      – Можно, – не менее резво воскликнул мальчик.

      – В городе носят костюмы, – перечислял Иван, – халаты, вот… у тебя как называется?

      – Пижама, – сказал ребенок.

      – Во-во, пижамы, – с досадой в голосе сказал парень, словно во всем виноваты именно те, кто придумал эти пижамы. – Никто ничего.

      В завершение к своему монологу Иван сел в песочницу, повернулся спиной и в позе обиженного ребенка стал пересыпать песок из одной руки в другую, просачивая большую часть сквозь пальцы.

      – И что же ты будешь делать? – заинтересовано спросил ребенок.

      – Не знаю, – пожал плечами парень, не поворачивая головы. – Уеду.

      – Мне тебя так жалко, – произнес ангелоподобный.

      – Мне всего-то нужно одеть какие-нибудь штаны, рубашку и тапочки, – бубнил под нос Иван.

      – И ты останешься? – с восторгом спросил мальчик.

      Он