Останкино. Зона проклятых. Артемий Ульянов

в самые опасные пределы своих новых владений.

      Меж тем тропинка становилась уже, а едкий болотный запах перерастал в зловоние. День близился к закату, хотя до настоящей темноты было еще далеко. Отряд перешел на шаг. Лошади заметно нервничали, несмело ступая по тропе, которая уходила за раскидистые кусты, причудливо изгибаясь. Дальше она ныряла в широкое болото, от которого веяло верной гибелью.

      Опричники остановились, выжидающе глядя на своего командира. Его конь тянул ноздрями болотную вонь, перетаптываясь и встряхивая гривой.

      – Шесты рубите! – бросил им через плечо Орн, спешившись и взяв жеребца под уздцы. Кое-кто из отряда перекрестился, с ужасом представляя, как пойдут они в топкую пузырящуюся трясину. Когда застучали топоры, срубавшие молодые деревца, немец резко вскрикнул:

      – Тихо всем!

      Опричники замерли. Лишь фыркали лошади, да ветер скрипел стволами деревьев. Орн взялся за медальон и закрыл глаза, простояв так с минуту. Резко обернувшись к застывшему отряду, он спросил:

      – Чуете?

      И снова замер. Дородный хлопец Емеля, из беглых монахов, боязливо тронул его за рукав.

      – Сдается, лошадь, – прошептал он. Орн довольно кивнул, облизал палец и поднял его, определяя направление ветра. Чуть повернувшись, он снова прислушался.

      – Там! – прошипел кромешник, указывая в сторону от болота, и вскочил на коня.

      Тревожное напряжение на лицах опричников сменилось облегчением. Они резво оседлали коней и поехали за Орном, который искал объездную тропу, не выпуская из руки медальона. Колдовство ли ему помогло, или просто удача была на его стороне, но отряд быстро нашел тропу, ведущую прямо туда, откуда ржание лошади слышалось совсем отчетливо.

      Вскоре они уже стояли вокруг лошади, которая наполовину скрылась в смертельной жиже. Дергаясь всем телом, она панически ржала, запрокидывая голову вверх, словно прося небеса о спасении. На вязкой тропе, покрытой влажной землей, виднелись свежие следы сапог. Опричники пружинисто рванули вперед, словно нетерпеливые охотничьи псы, чующие скорую агонию жертвы.

      Алексей Алексеевич Сатин бежал по болотистому лесу, прижав к себе холщовый мешок, из которого выпирали ребра тяжелого сундучка. Он не стал прятать часть сокровищ в тайнике, как хотел сделать это раньше. Когда лошадь споткнулась на скользкой тропке, съехав задними ногами в болото, он ясно понял, что больше в осташковский лес никогда не вернется.

      Надрываясь что есть сил, он все еще старался бежать. Немолодое, грузное и одышливое тело не слушалось боярина, словно было в сговоре с преследователями. Удалая скачка, которая была ему явно не по годам, сильно вымотала Сатина. А когда он побежал, стало еще хуже. Пот заливал глаза, а сердце рвалось наружу, будто хотело само броситься вперед, оставив позади своего неповоротливого хозяина. На самом деле он уже даже не бежал, а тяжело шагал по склизкой тропинке. Оступившись, беглец упал. А вскочив, понял, что сбился с пути.