БДЫЩ!. Александр Есаулов

грохочет, смех все громче, вечер переходит в стадию, когда девушки уже сбрасывают с себя туфельки, а кавалеры закатывают рукава рубашек и переходят к активной стадии ухаживания. Злость заполняет меня как яд гадюки. Я закипаю от того, что мне все это надоело, забыв, что я сам пришел сюда. Сам привел эту девчонку, склеив ее за день до этого в аэропорту. Я застрял в Москве вместо того, чтобы быть с сыновьями. Я вспоминаю лица детей, легко вызывая их в памяти и понимаю, что сейчас я бы уже спал в соседней от них комнате. Эта мысль самоуничижения приводит меня в самую настоящую ярость. Я сплевываю в раковину, сцеживаю «блять» вслух. Рядом со мной высокого роста парень лет тридцати пяти аккуратно расчесывает пробор на голове. Со стороны он выглядит как халдей царской России. «Чего изволите?». На нем рубашка навыпуск, и, мне кажется, для полноты образа сельского запевалы не хватает баяна. Он уже некоторое время, видимо, наблюдает за моим лицом, застывшим на его отражении, и подмигивает мне.

      – Прихватило, старик? – он снова подмигивает мне. – Осве-жишься?

      Он делает характерное движение ноздрями, словно снюхивая дорожку.

      – Нет, – я продолжаю смотреть на него, – нет, спасибо. Мир против наркотиков.

      Он жизнерадостно гогочет, не отрываясь от расчески и выверяя пробор чуть ли не по миллиметрам. Злость на самого себя накатывает волнами, гнетет меня. Я понимаю, что сейчас сорвусь. Я знаю, чем это закончится. Знаю, что сейчас это выплеснется в виде неоправданной грубости на окружающий меня мир. Только в злости я вижу себя настоящим. Отрешенным. Все это уныние не для меня, решаю я, и в момент, когда он приближает лицо к зеркалу максимально близко, продолжая насиловать свой пробор, я сильно толкаю его в затылок, приложив лбом прямо в зеркало, которое тут же покрывается паутиной трещин. Осколки вываливаются в раковину. Он сползает на колени и, смешно ковыляя ногами, пытается подняться. Кровь льется по лбу, заливает ему глаза, и в этот момент в туалет влетает охрана. Видимо, где-то камера. Меня начинают бить.

      Я продираю глаза и понимаю, что упираюсь лбом в стекло мчащегося автомобиля. В кармане разрывается телефон, я как эпилептик собираю с подбородка слюну и, промаргиваясь, смотрю в окно. Бескрайняя пустыня Долины Смерти окружает нас. Монотонно желтый слепящий пейзаж, где не за что зацепиться взглядом, бескрайний, с шипящим яростным зноем солнцем. Я чувствую ее взгляд украдкой. Машину она ведет уверенно, это я уже понял, и она смотрит на меня, чуть скосив взгляд. Я чувствую, что она улыбается этой своей дразнящей улыбкой, чуть вздернув нетронутые изъяном губы. Я не могу скрыть восторга от мысли о том, что вот я сплю в машине, мчащейся на Восток, с ней. Я мог бы завилять хвостом, но я же мужчина. Я долго креплюсь, но проходит секунда, я уже утыкаюсь ей в ухо, в шею, отрываю ее от руля. Она смеется тем самым смехом, который я никогда не смогу описать словами. Она целует меня, когда я подставляю щеки, губы, затылок. Я слышу запах ее духов,