Звездная Дева. Александр Мещеряков

рших праведников, навечно переселенных на небеса и наделенных богами чистым сиянием в награду за их преданность? А, быть может, некие существа, грустные и одинокие? Они спят днем, но бодрствуют ночью и лишенные всех человеческих качеств имеют возможность лишь наблюдать за течением мирской суеты; за тем, как любят и ненавидят; за тем, как рождаются и умирают; как страдают и радуются. Они смотрят и завидуют, потому что не имеют возможности жить так, как те, за кем они наблюдают.

      А может, звезды и вовсе неживые? Всего лишь бездушные тела? Таргайские жрецы считают, что это миллионы миллиардов гвоздиков с чистым изумрудом вместо шляпок, вбитые творцом в небесный купол и сияющие по его воле безупречным светом. Среди инейских кидийцев бытует одна древняя легенда о том, что звезды – это осколки некоего гигантского кувшина, который по неосторожности разбил творец всего сущего еще до начала времен.

      Юный Наум Бродяга больше склонялся к тому, что звезды живые, имеют душу и разум и, несомненно, видят все, что происходит там, в мире людей. Когда-то давно от одной женщины он слышал историю о том, что звезды это огоньки миллиардов свечей, с которым каждую ночь выходят на небесную поляну некие божественные девы. Кто эти девы на самом деле доподлинно не известно, но по какому-то неясному обстоятельству они предпочитают ночную жизнь. Они поют, танцуют и смеются, а когда наступает рассвет, тушат свои свечи и уходят в сон до следующей ночи. Иногда в тихую безветренную погоду, если иметь хороший слух, можно услышать их пение. Наум не хотел верить в эту сказку. Сложно представить, что где-то можно раздобыть столько свечей. Более того на каждую деву понадобилось бы количество свечей равное количеству звезд на небе, ведь, как известно, свеча не вечна, если же конечно божественные девы не используют особые божественные свечи. Если же их свечи ничем не отличаются от свечей наших, то каждую ночь каждая дева выходит с новой свечой, а значит, что за небесной поляной стоит небесная мастерская, которая ежедневно, покуда небесные девы дрыхнут, производит по миллиону миллиардов свечей, чтобы безумные растратчицы их бессмысленно сжигали.

      Нет, этого не может быть. Ведь может случиться так, что материал для свечей закончится или же по той или иной причине не получится изготовить нужное количество свечей в срок. Конечно же, та женщина, сказала бы тогда, что бывают и такие случаи, когда на небе нет звезд, но Наум-то знал, что их просто на просто закрывают тучи и облака. И потом, сколько бы он не прислушивался в самую тихую погоду, он не слышал их пения, он не видел их танцев их игр. Ведь если бы они танцевали и играли, то с земли можно было наблюдать за безобразным движением небесных светил, но они обычно стоят на своих местах, и лишь иногда удается уловить взглядом падающую звезду. Возможно, эти девы настолько ленивы, что бессмысленно стоят со свечой в руках и повторяют это из ночи в ночь. Наум проверил и это и не смог простоять спокойно и десяти минут, к тому же ветер постоянно задувал свечу.

      Но все же звезды живые и они видят. Они видят Наума, так же как он их, и, быть может, в данную минуту наблюдают за ним, как он за ними. Они живые! Наум точно знал это.

      Чтобы рассеять свои сомнения, он решил обратиться к Киару, старому кидийцу, который по своему возрасту был куда мудрее Наума. Кидиец, почесывая пепельную бороду, смотрел на огонь костра и совершенно не думал о звездах; его интересовали куда более важные вещи. Нет, Киар любил звезды: они дают свет темной ночью и помогают путнику найти дорогу, но они так недосягаемы, что он не считал нужным постоянно думать о них и пытаться разгадать тайну их природы. Куда важнее для него было то, что можно потрогать руками и прижать к телу; что можно продать, купить или украсть; что согреет в ночи и не даст умереть от голода. И сейчас он размышлял вовсе не о звездах.

      Увидев хмурое задумчивое лицо старого товарища, Наум понял, что лучше не следует беспокоить его: он не даст мудрого ответа. Тогда он решил обратиться к другому своему спутнику. Это был варн средних лет, которого звали Гик; хотя Наум не был уверен, что это его настоящее имя. Гик был не из разговорчивых и любил тишину, за что и был прозван Молчаливым Гиком. Но Гик был не всегда молчалив, иногда он с большой охотой вступал в беседы и блистал остротой своего ума, но этот случай был великой редкостью, а день, когда он открывал рот, отмечался великим днем. Взглянув на Гика, не менее хмурого, чем старый Киар, Наум понял, что сегодня вовсе не тот день, когда Гик открывает рот и, растянувший на спине, вновь уставился на звезды.

      Одно из созвездий его очень заинтересовало.

      – Это же женщина, – вдруг прошептал он.

      Конечно же, это созвездие очень отдаленно напоминало своими очертаниями фигуру женщины, скорее несимметричный треугольник, но воображение совсем юного ума хотело видеть в нем изящные женские черты.

      – Эир, – послышался старый с хрипотцой голос.

      Наум повернулся на бок и взглянул на хмурого кидийца.

      – Что? – спросил он.

      – Эир, – повторил Киар, – богиня Эир. Так ее называют кидийцы. Говорят она жила когда-то в небесных чертогах вместе с другими богами, но потом спустилась на землю и встретила одного смертного, рыбака, нищего и ничем не привлекательного юношу. Она влюбилась