Добро пожаловать в обезьянник. Курт Воннегут

гипсокартонной стены. На такой доход он мог позволить себе зимовать во Флориде, лакомиться бифштексами из самой нежной вырезки, пить двенадцатилетний бурбон, ездить на «ягуаре», носить шелковое белье и туфли ручной работы, отправиться в кругосветный круиз… да что душе угодно! Я тяжко вздохнул, поглядев на раскисшее мыло в мыльнице, слепленное из нескольких крошечных обмылков.

      Поблагодарив Альму, я шагнул к выходу, но на секунду замер перед каминной полкой: на ней стояла маленькая подкрашенная фотография.

      – Очень удачный снимок, – сказал я в слабой попытке наладить «связь с общественностью». – Вы прекрасно здесь получились.

      – Все так говорят. Это не я, это мама Герберта.

      – Поразительное сходство! – Я не солгал. Герберт, оказывается, женился на точной копии девушки, которую взял в жены его любимый старик. – А это его отец?

      – Нет, мой. Фотографий его отца мы дома не держим.

      Так-так, больная мозоль. Если наступить на нее посильней, можно выяснить немало интересного.

      – Герберт такой замечательный человек… Наверняка и отец у него такой же, нет?

      – Он сбежал от жены и ребенка, такой он замечательный. Лучше помалкивайте о нем при Герберте.

      – Простите. Так значит, Герберт пошел в мать?

      – Она была святая. Это она воспитала Герберта благородным, добрым и верующим, – мрачно ответила Альма.

      – Она тоже любила музыку?

      – Нет, сам музыкальный дар ему достался от отца, а вот вкус – от матери. Герберт любит классику.

      – А отец, я так понимаю, был джазменом? – предположил я.

      – Да, долбил по клавишам во всяких кабаках. Только и знал, что курить и наливаться джином! До жены и ребенка ему дела не было. В конечном счете мама Герберта поставила его перед выбором: или семья, или джаз.

      Я понимающе кивнул. Видимо, Герберт не хотел притрагиваться к дедову наследству, потому что оно пришло по линии отца.

      – А дедушка Герберта… ну, который умер два года назад?

      – Он помогал маме и Герберту, когда они остались одни. Герберт перед ним преклонялся. – Она с грустью покачала головой. – Умер в нищете…

      – Бедняга.

      – Нам, конечно, ничего не досталось – а я так хотела, чтобы Герберт перестал работать по выходным!

      Мы с Гербертом встретились во вторник и среди гомона, лязга и звона закусочной, где он обычно обедал, попытались обсудить его планы на будущее. Обед был за мой счет – вернее, за счет моей компании, – и я спрятал в карман чек на восемьдесят семь центов.

      – Итак, Герберт, прежде чем обсуждать дальнейшие действия, вы должны решить, чего хотите от своих вложений: роста или дохода. – То была стандартная фраза всех консультантов. Бог знает, чего он хотел от вложений. Явно не того, чего обычно хотят люди, – то есть денег.

      – Поступайте как знаете, – равнодушно проговорил Герберт. Он был чем-то расстроен и не обращал на меня внимания.

      – Герберт… послушайте, вы должны смириться с этим: вы богатый человек. И теперь ваша цель – выжать как можно больше из своих вложений.

      – Потому-то я и обратился к вам. Пусть