Панургово стадо. Всеволод Крестовский

А вот бы штука-то была, – с оживлением начал учитель, словно под наитием внезапно блеснувшей мысли, – если бы этого самого «Орла» да дернуть сегодня на публичном чтении?

      – Браво! браво!.. Отлично! великолепно! – запищал и заерзал на стуле Анцыфров, подслеповато отыскивая свой налитый стакан.

      – А что ж? Я бы прочел, да… выдерут, пожалуй? – сомневающимся тоном тихо спросил гимназист, уже полурешившись на эту выходку.

      – Выдерут? – угрозливо насупился Полояров, – а во? этого не хотят ли? Пущай попробуют – вкусно ли пахнет!

      – Ну-у, где выдрать! – солидно возразил учитель, – теперь и вообще-то не дерут, а тут еще ученик на выпуске. Разве так что-нибудь… в карцер посадят на недельку, и только.

      – Так я хвачу!.. Ей-Богу, хвачу! – с живостью подхватил Шишкин, срываясь с места.

      – Ну, вот вздор какой! Я ведь только так… – пошутил, отклонился учитель, все в том же солидном тоне.

      – Отлично бы хватить, да не хватите! – вздохнул Анцыфров.

      – Не хвачу? А почему… позвольте узнать… почему вы думаете, что не хвачу.

      – Да так, смелости не хватит.

      – Смелости?.. У меня-то? У Ивана-то Шишкина смелости не хватит? Ха-ха?! Мы в прошлом году, батюшка, французу бенефис целым классом задавали, так я в него, во-первых, жвачкой пустил прямо в рожу, а потом парик сдернул… Целых полторы недели в карцере сидел, на хлебе и на воде-с, а никого из товарищей не выдал. Вот Феликс Мартынович знает! – сослался он на Подвиляньского, – а вы говорите смелости не хватит!.. А вот хотите докажу, что хватит? Мне что? Мне все равно!

      – Нет-с, тут, батюшка, не парик и не жвачка, – оппонировал пискун, – тут нечто побольше да посерьезнее, да и подоблестнее-с!.. Тут гражданское мужество нужно-с!

      – А вот увидим, коли так! Увидим! – хорохорился гимназист, у которого голова ходенем пошла с двух стаканов шампанского.

      – Ну, нет, не делайте глупостей! – стал было солидно урезонивать Подвиляньский, и эта солидность оказалась у него очень искусно сделанною, так что даже на посторонние глаза ее смело можно бы было принять за солидность настоящую и вполне искреннюю.

      – Чего там не делайте! – обернулся на него Шишкин, – они меня за труса считают, так нет же, черт возьми! Я им докажу!

      – Господин Шишкин! Господин Шишкин! – хлопотливо вбежал в комнату Петр Петрович. – Пожалуйте поскорее, ваш черед!

      Шишкин бойко и самоуверенно взошел на эстраду. Полояров, Анцыфров и Подвиляньский с любопытством ожидания подошли к дверям и приготовились слушать.

      – «Орел»! – раздался звучный голос декламатора. Анцыфров пискнул, хихикнул и даже присел от удовольствия.

      – Молодец!.. Ей-Богу, молодец!.. Я никак не думал, – прошептал он.

      По зале понеслись звучные строфы:

      «Я нашел, друзья, нашел,

      Кто виновник бестолковый

      Наших бед и наших зол!

      Виноват во всем гербовый,

      Двуязычный, двухголовый

      Всероссийский наш орел!»

      И пошел, и пошел все дальше да дальше…

      По