Операция «Карантин». Виталий Забирко

отвернулся, взял с манипуляционного столика иглу от шприца и протянул Никите.

      – Что, опять?! – возмутился Никита. – Где?

      – Левая рука. Возле локтя.

      Никита посмотрел. У локтя на руке виднелась небольшая, чуть больше сантиметра, покрасневшая припухлость – древесная пиявка почти полностью успела внедриться под кожу, и наружу торчал лишь кончик плоского зеленовато-коричневого хвостика.

      – Осторожнее извлекайте, – посоветовал доктор. – Не спешите. Если хвостик оборвётся, мне придётся скальпелем орудовать.

      – Да знаю я! – огрызнулся Никита. – Учёный… Всё тело в шрамах… – Он примерился, проткнул хвостик паразита иглой и начал потихоньку вытягивать его из-под кожи. – И почему вас пиявки не кусают?

      – Это не пиявка, а нематода, – ушёл от прямого ответа Сан Саныч. – Вы пьёте мой отвар?

      – Пью… А толку? Сами видите…

      – Отвар не от нематод, а от их личинок, если нематоды оставят в вас яйца. Или вы хотите заболеть бледной немочью?

      – Африка… – распаляясь, раздражённо бурчал Никита. – Экзотика… Жара пополам с проливными дождями… Духота, полчища насекомых, змей, крыс… Романтика!.. У меня такое впечатление, что все исследователи Африки… начиная с Ливингстона… были либо сумасшедшими… либо у себя дома… в Европе, Америке или где там ещё… с детства жили в трущобах, где тоже насекомые, крысы и змеи кишмя кишели… Иначе откуда такие восторги… охи-ахи… по Африке?.. Признайтесь, доктор, вы тоже в подвале родились с крысами, клопами в вшами? А?.. Вот!

      Никита наконец извлёк нематоду из-под кожи и торжественно протянул иглу доктору. Сан Саныч нацепил на нос очки, внимательно рассмотрел паразита.

      – Молодец! – похвалил он Никиту. – Научились вытаскивать целиком. Кстати, Ливингстон тоже был врачом, и именно он является первооткрывателем Центральной Африки.

      – Лучше бы он её закрыл. Вместе с нематодами.

      Никита окунул кончик платка в мензурку с виски, протёр ранку, а затем замазал её клеем БФ.

      – Всё. – Он поднял мензурку. – Как это там говорится: не пьём, а лечимся?

      – Нет, – покачал головой Сан Саныч. – Поехали.

      И по-русски, одним махом, опрокинул в себя виски. Иных тостов, кроме «гагаринского», он не признавал. Этот тост был тем единственным светлым пятном, которое ещё признавали в мире за заплёванным, затоптанным всеми и вся социализмом. А для старого доктора это было всё, что осталось от его родины.

      Никита тоже выпил, зажевал долькой манго.

      – Кто-то идёт, – вдруг сказал доктор.

      Сквозь беспрерывную канонаду тропического ливня по крыше бунгало Никита ничего не смог расслышать, но Сан Санычу верить стоило. Научился он у местных жителей дифференцировать звуки, причём до такой степени, что угадывал шаги знакомых людей.

      – Кто? – спросил Никита. – Новый пациент?

      Несколько мгновений Сан Саныч молчал, затем ухмыльнулся.

      – Нет. Ваш «закадычный» друг. Стэцько.

      – Ох… – застонал Никита