Осколок белого бумеранга. Олег Механик

снова ощутил во всём теле вибрацию, которая переходила в покалывание. Так бывает, когда в затёкшую руку, или ногу возвращается кровообращение и покалывание переходит в нестерпимую боль. Подобное состояние я начал ощущать во всём теле. Нахлынувшая волна дикой боли снова погрузила меня в чан с молоком. Моё сознание всё глубже и глубже погружалось в белое небытие. Оно пыталось добраться до самого дна, туда откуда его невозможно будет достать.

      Снова кто-то заудил меня, зацепил сетями словно рыбу и тащил наверх. Вынырнув на поверхность в очередной раз, я услышал громкий шум винтов. Надо мной склонились несколько лиц, на этот раз все незнакомые.

      – Давайте ещё пять кубиков промедола и грузим – орал один, пытаясь перекричать шум винтов; второй тут же за чем – то побежал, а третий склонившись над нижней частью моего тела, делал там какие-то манипуляции. Когда у первого в руке оказался шприц тюбик, он уверенным движением, распахнул ворот кителя, схватил меня за подбородок, отворачивая голову в сторону, и сделал укол в шею.

      Я снова попытался погрузиться в тёплое молоко, но сделанные инъекции не позволяли мне уйти далеко, и я плавал где то на поверхности, слыша отрывистые голоса и непрекращающийся шум винтов. Молоко уже не давало такого успокоения, оно начинало кипеть и окрашиваться в красный цвет. Я стал приходить в себя и тут же отключаться от нестерпимой боли. Наверное, я каждую минуту приходил в себя и каждую минуту терял сознание.

      Я возвращался и уходил десятки раз, и в моих глазах, словно чередующиеся кадры, проносились какие-то лица, каждое из которых упорно вглядывалось в мои глаза, серый фюзеляж вертолёта, чья – то рука с наколкой на запястье «за ВДВ», придерживающая стойку капельницы. Потом я выключился видимо надолго и когда очнулся, тут же зажмурил глаза от ослепляющего света прожектора. Над моей головой огромной тенью нависло круглое мясистое лицо в зелёном колпаке.

      – Иваныч, он оклемался, – сказало лицо кому-то хриплым басом.

      – Ну чё теперь делать, придётся так, – Отвечал другой более высокий голос. – Он весь промедолом обколот, его сейчас ничего не возьмёт.

      – Ну держись браток, – сказала огромная голова и нависла надо мной крепко ухватив за плечи.

      Я услышал звук электрического мотора. Такой звук издаёт дрель, включенная на самых высоких оборотах. Резкая, дикая, непереносимая боль вместе с металлической вибрацией заставила меня изогнуться дугой. Я орал и пытался вырваться из цепких рук огромного санитара, но тот навалился на меня, всем телом придавив к столу. Эта изощрённая пытка продолжалась вечность, и ей не видно было конца. Мат вместе со слюнями вырывался из моей сорванной гортани, а огромный санитар материл меня в ответ. Самое страшное во всём этом, что я не терял сознание. Я не мог провалиться, не мог найти дверь, в которую вошёл, чтобы выскочить через неё наружу. Мне нужен был спасительный чан с тёплым молоком, но я никак не мог до него добраться.

      Мне кажется, что я выключился