Анархисты. Александр Иличевский

на пол.

      – Остановите. Я передумал. Здесь мне к приятелю надо. Он рядом живет, – как можно спокойней произнес Соломин.

      – Как скажешь, – она срезала полосу, ткнулась в бордюр и полезла зачем-то в перчаточницу.

      Соломин подобрал пакет, дернул ручку с другой стороны, бесполезно… Он выкрикнул:

      – Выпустите меня!

      Вдруг сзади нахлынула сирена, и машина ГАИ промигала дальним светом.

      – Тут, на Арбате, особый режим. Правительственная трасса. То стоять нельзя, то ехать. Слуги народа! Дармоеды. Ты платишь налоги? Я б им ни копейки не дала.

      Машина тронулась и набрала скорость. Соломин продышался и у Дома правительства сказал сквозь зубы:

      – Здесь направо.

      Она вздрогнула.

      – Куда едем?

      – Можно через Грузины. А можно по Рочдельской на Заморенова и потом левый поворот на Пресню.

      – Знаю. Сейчас разберемся, – посуровела она и пустила машину к Глубокому переулку.

      Опять судорожно прикурила и украдкой глянула на него в зеркало заднего вида. Соломин понял: она позабыла, куда они едут, и, вероятно, вновь его не узнаёт.

      – Скучно кататься целый день? – спросил он.

      Девушка не отвечала.

      Испуганно к нему обернулась, рукава ее рубахи скользнули до локтя, и он рассмотрел руки – иссушенные, в синяках, тонкие косточки.

      По пути к автосервису Соломину еще раз пришлось объяснить ей дорогу. Наконец они распутали съезд с эстакады за Звенигородским шоссе и остановились напротив стеклянно-алюминиевого ангара, внутри которого лоснились новые автомобили и сновали менеджеры в белых рубашках.

      Он протянул ей деньги.

      – Сейчас сдачу дам.

      – Не надо, – буркнул Соломин.

      – Как не надо? Обязательно надо, – она потянулась рукой в перчаточницу.

      Он снова дернул дверь, но решил потерпеть и прижал пакет к бедру.

      Девица вышвыривала на переднее сиденье какие-то папки, матерчатые перчатки, начатый пакет с сушками, которые покатились по салону, достала наконец сверток, размотала его, передернула затвор и, обернувшись, наставила на него ствол.

      – Деньги давай! – сказала она.

      – Какие деньги? – мрачно спросил Соломин.

      – Бумажные.

      – Я дал. Сдачи не надо.

      – Все деньги сюда. Которые из банка взял.

      Соломин с тоской посмотрел на вывеску Land Rover. Потом схватил девицу за запястье и рванул на себя. Она оказалась легонькой, вылетела с сиденья и, испугавшись, забилась, впилась зубами в руку. Он задохнулся от боли и схватил ее за волосы, пытаясь вырвать ствол. Но тут она рванулась из последних сил, не сдалась.

      Хрустнул выстрел. Обмякла.

      Пораженный ощущением невесомости ее тела, Соломин смотрел на алое пятно, огромно растекшееся вокруг рваного отверстия в ткани.

      Он перетянул ее всю на заднее сиденье, задрал рубаху, свитер. Ранение было скользящим – прорвало кожу по боку, широко.

      Стянул с нее свитер, перевязал им, перебрался вперед, взял салфеткой пистолет, швырнул в бардачок – и вовремя: патрульная машина