Раковый корпус. Александр Солженицын

бочка и ударила Шарафа как раз в больное место. И на месте удара загноилась рана. Она не заживала. И с тех пор Сибгатов стал как цепью прикован к раковому диспансеру.

      С непроходящим чувством досады Зоя села за стол и ещё раз проверяла, все ли процедуры исполнила, дочёркивая расплывающимися чернильными чёрточками по дурной бумаге уже расплывшиеся чернильные строки. Писать рапорт было безполезно. Да и не в натуре Зои. Надо бы самой справиться, но именно с Нэлей она справиться не умела. Поспать – ничего плохого нет. При хорошей санитарке Зоя и сама бы полночи поспала. А теперь надо сидеть.

      Она смотрела в свою бумажку, но слышала, как подошёл мужчина и стал рядом. Зоя подняла голову. Стоял Костоглотов – неукладистый, с недочёсанной угольной головой, большие руки почти не влезали в боковые маленькие карманчики больничной куртки.

      – Давно пора спать, – вменила Зоя. – Что расхаживаете?

      – Добрый вечер, Зоенька, – выговорил Костоглотов как мог мягче, даже нарастяг.

      – Спокойной ночи, – летуче улыбнулась она. – Добрый вечер был, когда я за вами с термометром бегала.

      – То на службе было, не укоряйте. А сейчас я к вам в гости пришёл.

      – Вот как? – (Это уж там само получалось, что подбрасывались ресницы или широко открывались глаза, она этого не обдумывала.) – Почему вы думаете, что я принимаю гостей?

      – А потому что по ночным дежурствам вы всегда зубрили, а сегодня учебников не вижу. Сдали последний?

      – Наблюдательны. Сдала.

      – И что получили? Впрочем, это не важно.

      – Впрочем, всё-таки четвёрку. А почему не важно?

      – Я подумал: может быть, тройку, и вам неприятно говорить. И теперь каникулы?

      Она мигнула с весёлым выражением лёгкости. Мигнула – и прониклась: чего она, в самом деле, расстроилась? Две недели каникул, блаженство! Кроме клиники – больше никуда! Сколько свободного времени! И на дежурствах – можно книжечку почитать, можно вот поболтать.

      – Значит, я правильно пришёл в гости?

      – Ну, садитесь.

      – Скажите, Зоя, но ведь каникулы, если я не забыл, раньше начинались 25 января.

      – Так мы осенью на хлопке были. Это каждый год.

      – И сколько ж вам лет осталось учиться?

      – Полтора.

      – А куда вас могут назначить?

      Она пожала кругленькими плечами:

      – Родина необъятна.

      Глаза её с выкатком, даже когда она смотрела спокойно, как будто под веками не помещались, просились наружу.

      – Но здесь не оставят?

      – Не-ет, конечно.

      – И как же вы семью бросите?

      – Какую семью? У меня бабушка одна. Бабушку – с собой.

      – А папа-мама?

      Зоя вздохнула.

      – Мама моя умерла.

      Костоглотов посмотрел на неё и об отце не спросил.

      – А вообще, вы – здешняя?

      – Нет, из Смоленска.

      – Во-о! И давно оттуда?

      – В эвакуацию, когда ж.

      – Это вам было… лет девять?

      – Ага.