Бомба для империи. Евгений Сухов

уже кое-что, – холодно подвел итог разговору с курьером Густав. – У тебя есть еще что-нибудь сказать?

      – Н-нет, – нерешительно ответил курьер. – Да, – поправился он. – А что будет со мной?

      – С тобой? – Густав как-то удивленно посмотрел на него. – Ты больше никогда не будешь исполнять обязанности курьера…

      – Понял, – с готовностью отозвался тот.

      – Никогда больше не получишь никакого ответственного поручения ни от «Центра», ни от меня…

      – Понял.

      – И совершенно забудешь все, чем здесь занимался.

      – Понял, – повторил курьер и облегченно вздохнул: кажись, пронесло…

      – Теперь ступай.

      Человек в полосатом дорожном костюме помялся.

      – Я бы хотел принести вам свои личные извинения по поводу… по поводу случившегося, – робко произнес он. – И заверить вас, что больше никогда… никогда подобного не повторится…

      – Разумеется. Ступай, – слегка повысил голос Густав.

      Курьер надоел ему, как говорят у русских, хуже пареной репы. Хотя что такое «пареная репа», Густав не ведал. Зато знал, что никакой оплошности курьер и в самом деле никогда уже не повторит, потому что…

      – Благодарю вас, – склонил в поклоне голову человек в полосатом дорожном костюме.

      Когда он вышел из комнаты, Густав легонько тренькнул в колокольчик. Портьера, закрывающая большое арочное окно виллы, отодвинулась, и из-за нее показалась фигура невысокого плотного мужчины.

      – Все слышал? – спросил его Густав.

      Мужчина кивнул. В неярком электрическом свете лампы Эдисона блеснули стеклышки очков в золотой оправе.

      – Сначала – курьер, – Густав указал головой в сторону ушедшего человека в полосатом дорожном костюме. – Надо, чтобы все выглядело как обычный несчастный случай. Нечаянно утонул в озере, попал под колеса дилижанса, убило в горах молнией… Да мало ли что еще! – Густав усмехнулся, увидев, что брови человека в очках шевельнулись. – Ладно, ладно, прошу прощения. Понимаю, ученого учить – только портить. Затем, – усмешка мигом стерлась с его губ, – отставной актер. Поедешь в Россию, в губернский город Казань. Не был в нем, ничего о нем не знаю, но слышал – город этот похож на Москву, только мельче масштабом… Так вот: там найдешь этого актера Свешникова и вытрясешь из него все, что ему известно о Вольдемаре, Ленчике и Африканыче. Главный у них, полагаю, этот самый Вольдемар. Это шайка аферистов, которые украли у «Центра» деньги, сто восемьдесят три тысячи русских рублей. Верни их мне. А всех этих мошенников… – и Густав столь выразительно посмотрел на человека в очках, что окончания фразы не потребовалось. А зачем? Было ясно и так, что он имел в виду.

      Человек в очках с золотой оправой и Густав знали друг друга не первый день, и весьма неплохо. Они даже находились в дружеских, или подобно дружеским, отношениях, насколько это возможно между начальником (Густав) и подчиненным (человек плотной позитуры). Помимо прочего, их связывало общее дело, которое нередко сближает больше, нежели, скажем, обучение в одной