Господин Чичиков. Ярослав Веров

что причина небывалого мора всем известна и проста как пятак.

      – Так в камере номер семьдесят шесть больше недели не живут, – спокойно выслушав причитающуюся ему долю крика и матюгов, сказал Ковбасенко.

      – В каком смысле, мать твою, больше недели? – Кирияджи надеялся услышать, что, мол, через неделю переводят в другую камеру.

      – Копытятся, – так же спокойно ответил старший контролер. – Открывается туберкулез, раз-два и на кладбище. Бывает, что и рак, но тоже очень быстро. Ну а уж если инфаркт, то труп к утру уже холодный.

      – Почему не принимали меры?

      Ковбасенко почесал затылок:

      – Так ведь эта…

      – Отвечай, мать твою!

      Кирияджи добавил еще много нелестного, пока, наконец, не почувствовал, что интерес начинает перевешивать гнев. Он умолк, отер платком вспотевшее лицо и шею и буркнул:

      – Докладывай все. Почему я должен клещами из тебя тянуть?

      – Так все ж знают, товарищ подполковник. Все ж люди. К примеру, урка поперек горла корешам стал. Туда его. Или залупился кто на коридорного. Или куму стучать не хочет. Так туда его. А бывало, при прежнем, ненужный свидетель… Ну, вы понимаете. Тут мы этого не касались. Это сам прежний распоряжался.

      – Да что ж это за камера такая, мать твою?

      – Так отож… Камера как камера, в прошлом годе плановый ремонт делали. Подшпаклевали, подкрасили, матрацы новые. Все равно мрут.

      – А другие помещения, что?

      – Так ить… ничего. Сами удивляемся.

      – Ну-ка, пойдем туда. Сам погляжу, чтой-то за причиндалы.

      Странная камера размещалась на втором этаже тюремного корпуса. Контролер глянул в глазок, доложил:

      – Можно.

      И залязгал засовом замка.

      Кирияджи в большой задумчивости вступил под своды семьдесят шестой.

      – Встать! – негромко распорядился у него из-за спины контролер. И добавил для Кирияджи: – Да они тут тихие.

      В камере на восемь человек находились четверо. На приказ контролера они и ухом не повели: двое спали на нижних койках, а двое играли в карты на верхних, поближе к забранному «намордником» окну. Впрочем, один из этих двоих сказал, лениво тасуя колоду, другому:

      – Гляди, начальство пожаловало…

      В ответ тот широко и громко зевнул, аж зубы клацнули, и сказал:

      – Хорош трындеть, сдавай уже.

      Кирияджи хмыкнул, пробормотал сквозь зубы: «Дисциплинка…», и обратился к заключенным вполне официально:

      – Жалобы имеются?

      Спавшие не проснулись, а игравшие в карты – те переглянулись и продолжили игру.

      Кирияджи возвысил голос:

      – Жалобы, говорю, на здоровье есть?

      Один из игроков, тот, который торопил сдавать, почесал небритый кадык и лениво ответил:

      – Да задолбал ты, гражданин начальник. – Послюнявил пальцы и смачно ударил картой карту партнера. – Тридцать одно! Опять ты в жопе, Вася.

      – За жопу ответишь, –