Господин Чичиков. Ярослав Веров

с этими словами Чичиков лихо расписался на купчей. – А вот и ваши деньги.

      Он вынул из кармана перевязанную красной резинкой солидную пачку стодолларовых купюр и неторопливо принялся отсчитывать. Кирияджи гулко сглотнул слюну и потянулся за купчей. Но побоялся взять в руки и потому стал читать, как лежала, к нему боком. Чичиков закончил отсчитывать и спросил:

      – Все в порядке? Вы подписывайте.

      Кирияджи, как сомнамбула, протянул руку к деньгам, но отдернул.

      – А деньги настоящие?

      – Помилуйте, мой паспорт записан и лежит на проходной, моя визитка у вас в кармане, куда я от вас денусь?

      – Паспорт можно подделать, а визитка – это тьфу.

      – Ну, знаете, Григорий Харлампиевич, не ожидал от вас такой мнительности.

      Кирияджи все-таки взял деньги, точнее сгреб их в ящик стола. Он даже не удивился ясности той мысли, что пришла вдруг ему в голову: «Какая, хрен, разница – настоящие, ненастоящие, ничего, кроме этой сраной «купчей» в этом деле нет. Не пойдет же он за ними в камеру! А как и вправду помрут – сто пудов с себя скину».

      – Давай! – принял у Чичикову ручку, недобро рассмотрел ее, повертел в руке.

      – Не волнуйтесь, никакой крови. Английские чернила. Ну же! – От нетерпения Чичиков даже подпрыгнул.

      Григорий Харлампиевич гадливым движением черкнул автограф. Чичиков тут же выдернул купчую, подул на подпись и, любуясь ею, произнес:

      – Дело сделано. Поздравляю. Думаю, винцо вы сами, а я откланиваюсь. Попрошу сочинить мне пропуск на выход.

      Кирияджи хмуро поднял трубку одного из телефонов и куда-то позвонил.

      – Семенов, от меня выйдет человек, выпусти.

      – Спасибо, – сказал Чичиков, – прощайте.

      А в дверях вдруг повернулся и, подмигнув, спросил:

      – Так мне на вашу душу расcчитывать, или как? – И покинул кабинет.

      Откинувшись на спинку сиденья «Мерседеса», Чичиков произнес:

      – Уф-ф. Устал как собака. Гони в гостиницу. Пора баиньки.

      В номере он разделся, не спеша принял душ, не спеша откушал цыпленка-гриль, которого, пока он мылся, принес из ресторана Степан, и в прекрасном настроении отошел ко сну. Уснул как ребенок, мгновенно.

      А Кирияджи весь остаток ночи так и не сомкнул глаз. Первым делом он хватил остаток коньяка, чтобы «разгрузить мозги». Разгрузив, побежал, а вернее, нетвердой походкой порысачил через темный двор к тюремному корпусу. Вызвал дежурного по второму этажу. По тюремной, зарешеченной лестнице, с трудом сдерживая рвотные позывы, Кирияджи наконец достиг двери проклятой камеры и, стукнувшись об нее лбом, припал к глазку. Охранник сказал:

      – А там ничего не увидите. Ночью их не бывает.

      – Следить! – хрипло приказал Кирияджи. – Глаз не спускать, твою мать. Когда?

      – Что?

      – Когда возвращаются, говорю?

      – Утром, ровно в шесть.

      – Чтоб в шесть доложили мне. Лично.

      Вернувшись в кабинет, Кирияджи стал расхаживать из угла в угол, размахивая руками, время от времени заходя в заднюю комнату, чтобы погасить