Кедровое солнце. Вячеслав Викторович Сукачев

то пронзительно голубели, отражая высокое небо, то казались алыми, потом светлели и вновь заволакивали заводь розовым полыханием. И все это продолжалось бесконечно, лишь изредка падала на один из листьев стрекоза, да чертили дорожки водяные жуки.

      «Вот бы Настьке показать», – подумал Сергей и тут же с горечью вспомнил, что она уехала поступать в медучилище.

      Наконец он поднимается с коряги, еще некоторое время смотрит на лотос и медленно возвращается к Ванькиной протоке, пересекая старицы с позеленевшей от мелких водорослей водой. Но лотосы, такие одинокие и невыразимо трогательные в этом своем одиночестве, все стоят у него перед глазами…

      3

      Дома Сергея поджидал Виталий Степанович. И без того смуглый, молодой школьный учитель под щедрым июльским солнцем загорел до черноты.

      – Здравствуй, Сережа, – поднялся он навстречу, протягивая руку и весело разглядывая своего ученика необычайно живыми карими глазами.

      – Здравствуйте! – обрадовался Сергей, польщенный появлением учителя в доме.

      – Ну и возмужал же ты, брат, вырос, – Виталий Степанович довольно засмеялся. – Меня тут твоя бабушка молоком с каральками угостила. Вкуснота-а!

      – А я вот за удилищами ездил, – пояснил Сергей.

      – Тоже надо, – кивнул учитель, тонкими, нервными пальцами музыканта барабаня по кухонному столу.

      И вдруг Сережа оживился:

      – Знаете, что я сейчас видел?

      – Скажешь – буду знать.

      – Лотос!

      – Да ну?! – учитель присвистнул и озорно оглянулся – не слышала ли бабушка?

      – Честно! Вот такие листья, а над ними цветок. Их много там – красотища!

      – Ну, брат, это ты должен мне показать, – решительно заявил Виталий Степанович, и глаза у него азартно загорелись.

      – Пожалуйста, – обрадовался Сергей. – Хоть сейчас.

      – Тогда пошли…

      Виталий Степанович долго не решался сесть в верткую оморочку, с сомнением поглядывая то на утлую лодчонку, то на Сергея, горячо уверявшего, что на ней можно хоть вчетвером плыть.

      – Я, конечно, тебе верю, – заявил Виталий Степанович, – но если ты меня искупаешь, не обессудь – взыщу с тебя за новые брюки.

      – Не искупаю… Вы только вот сюда садитесь, ровно посередине, чтобы равновесие было.

      Наконец они бесшумно заскользили по зеркально гладкой Ванькиной протоке. Виталий Степанович, постепенно освоившись в оморочке, но все еще цепко державшийся за борта, удивленно говорил:

      – Никогда бы не подумал, что на этом можно плавать. У нас на Азовском море настоящие шлюпки, у них бока – вот такие, – увлекшийся учитель широко развел руки, лодчонка вздрогнула, и он тут же мертвой хваткой вновь вцепился в борта. – Нет, брат, я молчу…

      – Да ведь ничего страшного, – не сдержавшись, смеется Сергей.

      – Может быть, может быть, но мне как-то не хочется испытывать судьбу, – внимательно смотрит на темную воду учитель и надолго умолкает.

      4

      Виталий