Волкодав. Мария Семёнова

справедлива. Она была невероятно, просто бессовестно хороша. Волкодав то и дело косился на неё. Такую легко представить себе ведущей на шёлковой ленточке кроткую серну. А может, и царственного леопарда.

      Чтобы посягнуть на подобное, нужно в самом деле быть Людоедом…

      Только подумать: если бы вчера он не сумел выломать под водой прут из решётки. Или открыть дверь в подвал. Если бы стражники были меньше пьяны и перехватили его по дороге наверх. Если бы, наконец, он промазал, бросая копьё… хотя нет, этого быть не могло…

      Только подумать, что сейчас она билась бы в лапах гогочущих ублюдков. Или бесформенным комочком лежала где-нибудь в чулане, замученная до полусмерти…

      – Чем здесь пахнет? – вдруг подал голос волшебник. – Такой знакомый запах…

      Волкодав долго молчал, потом ответил:

      – Черёмуха цветёт.

      Вот уж чего ему совсем не хотелось, так это говорить. Вдобавок ко всему говорить было больно: помятые рёбра невыносимо отзывались на каждое движение, на каждый вздох.

      – Черёмуха, – повторил волшебник и блаженно улыбнулся.

      Девочка бросила обсыхать ещё один орех и выбралась из воды:

      – Нарвать тебе, господин?

      – Что ты, – испугался слепой. – Она живая… пускай цветёт.

      Оба говорили по-веннски: волшебник – очень чисто, девочка – с сильным южным акцентом. Волкодава раздражала их болтовня. Он отвернулся, успев, впрочем, заметить, как девочка подсела к волшебнику, вытащила гребешок и принялась расчёсывать и охорашивать его длиннющую бороду.

      Вчера большой и сильный мужчина едва не остался на верную смерть в подземелье – ну как было не повиснуть с плачем у него на шее? Зато сегодня помощь и ласка требовались другому, и этот другой был, в отличие от него, разговорчив и добр.

      – Волкодав прав, а Людоед – нет, – снова совсем неожиданно подал голос волшебник. Обращался он, кажется, к девочке, но Волкодав даже вздрогнул – сначала от удивления, потом от боли в боку:

      – Что?..

      Своего имени он им не называл, это уж точно.

      – Ничего, – с непритворным удивлением ответил волшебник. – Прости, если я обидел тебя. Я вспомнил присловье твоего народа, кажется, единственное про Людоеда… Кто ты, юноша?

      Этим словом Волкодава не назвал бы ни один зрячий. Интересно, что сказал бы волшебник, если бы мог видеть его шрамы, седину в волосах и сломанный нос. Отвечать не хотелось, и Волкодав промолчал. Но отвязаться от бывшего узника, вдосталь намолчавшегося в клетке, оказалось не так-то просто.

      – Сначала, – продолжал тот, – я принял тебя за грабителя. Когда ты вернулся с девочкой, я решил было, что ты её родственник. Но вы с ней из разных племён, и, по-моему, ты ей не жених. Прости моё любопытство, юноша, – кто ты?

      Волкодав молча отвернулся. Чего бы он ни отдал за то, чтобы снова оказаться в одиночестве.

      – Ну а ты, дитя? – спросил волшебник. – Как тебя звать?

      Волкодав прислушался.

      – Ниилит,