Ключ. Борис Утехин

любимые книги, фильмы, первый поцелуй с мальчиком, первую ночь с мужчиной, – всю бережно накопленную жизнь, которая вольётся в его кровь, когда они станут одним целым.

      Когда Матвей смотрел фильмы о вампирах, он понимал, в чем сладость и глубокий смысл укуса. Настоящий секс – это не использование чужого тела для того, чтобы почувствовать себя полноценным мужиком и заодно сбросить напряжение. Для него секс всегда был открытием и прикосновением к тайне чужой жизни. Именно поэтому он не мог останавливаться. Выпитая однажды жизнь вскоре обретала привычный вкус, потерявший остроту ощущений. Матвей и чувствовал себя вампиром, крадущим чужую жизнь. Он считал, что для большинства женщин секс – это прежде всего отношения, защита, стабильность и лишь потом – удовольствие. Но для того, чтобы найти это, им приходится искать. И Матвей с готовностью предоставлял им своё тело в качестве объекта для поиска, убеждая себя в том, что это не обман, что вдруг получится, сойдётся, но в глубине души зная, что это ложь, и он просто глубоко входит в роль, чтобы не чувствовалось фальши.

      – Не хочу кофе. – Ясна отодвинула чашку. – Спасибо за завтрак. Такси вызвал?

      Почему-то ему стало обидно, что она вот так запросто, без вопросов и попыток как-то закрепиться на его территории, уедет и заберёт с собой этот странный, волнующий и так захвативший его ночью вкус чужой жизни. Но он знал, что это минутная слабость. Что наступивший день закрутит, увлечёт в поток дел, встреч, новых желаний, и такие яркие сейчас вкус и запах Ясны некоторое время продержатся в этом потоке, а потом перемешаются с другими и вольются в море памяти, в глубины которого он начнёт заглядывать очень нескоро. «Только тогда, – внезапно пришла ему в голову фраза, – когда сам поток иссякнет, мы начнём погружаться в море прошедшего времени и ловить там тени, пытаясь наполнить ими опустевшее настоящее. Надо записать» – подумал он.

      – Такси будет через пять минут. Пойдём, я тебя провожу.

      – Боишься, что не дойду, спрячусь в подъезде? – Ясна поцеловала его небритую щеку, и Матвей ещё раз почувствовал, словно по солнечному небу вдруг прошла внезапная тень, нарушившая светлую безмятежность.

      Они остановились в тёмном коридоре, освещённом только неяркой подсветкой над тремя старинными гравюрами, украшавшими стену. Надевая легкий плащ, Ясна остановилась перед одной из них. На жёлтом листе, вставленном в незамысловатую, похоже, самодельную, рамку, еле читались какие-то мелкие рисунки.

      – Хм… – Ясна иронически взглянула на гравюры, потом на Матвея. – Любишь антиквариат?

      – Эта, – Матвей кивнул на лист с непонятными рисунками, – всегда висела у отца в кабинете. Он говорил, про какой-то документ, оставшийся от наших предков, или что-то в этом роде. Хотелось добавить что-то в общую композицию, купил еще две.

      – Ага – Ясна кивнула. Было очевидно, что она спросила только, чтобы заполнить неловкую паузу перед уходом. – Зачем тебе все эти древности?

      – Ну,