Мастер харакири. Вячеслав Жуков

руками, уставившись на него.

      – у тебя руки в крови.

      Лешка глянул. Засохшая кровь Олега. Вспомнил про него, но матери решил пока ничего не говорить. Сама не заснет и ему не даст, будет приставать с расспросами, а он от усталости еле на ногах стоит.

      – Да это так. Ну, подрались мы возле ресторана. – Думал, мать поверит и отстанет. Как будто раньше он никогда не дрался.

      – Подрались? Опять драка? Ты уже за драку один срок схлопотал. Еще хочешь?

      – Мама, – взмолился Лешка, но остановить ее уже было невозможно.

      – Что – мама? Ты имей в виду, Колобок отвертится.

      Лешка вспомнил про Колобка и вздохнул.

      «На этот раз уже не отвертится. Эх, Колобок, Колобок!»

      А мать и вовсе насела, хоть из дому беги.

      – А колени? Почему колени в крови? Ты что, ползал по кровяной луже?

      Лешка припомнил: кровь подтекала под колени, пока сидел возле умирающего Колобка. И опять соврал, не моргнув глазом:

      – Это я упал. Можешь понять? И не надо приставать со своими вопросами. Мне не семнадцать лет. Просто…

      – Просто ничего не происходит, – заявила мать и, хлопнув дверью, ушла в свою комнату.

      Лешка сел на корточки здесь же, в прихожей, прислонившись спиной к стене, достал из кармана пачку сигарет и закурил.

      «А ведь мать права. Просто ничего не происходит», – подумал он, и на душе сделалосъ противно. Глядеть ни на что неохота. Сплошная полоса невезения. Столько всего привалило ему одному. Думал, вернется – и начнется у него другая жизнь, и будет в ней одно хорошее. Вот вернулся, а по судьбе прет черная карта.

      Он закрыл глаза и тихонько застонал, чтобы мать не слышала.

      «Ни хрена не могу понять, зачем мы туда поперлись? Олег так и не успел сказать. Труп в квартире. Потом и труп Олега. Все перемешалось, как в кино».

      Лешка потушил окурок, встал и поплелся в ванную.

      В последнее время по ночам отключали горячую воду. Но даже стоя под холодным душем, Лешка испытывал необыкновенное облегчение. И мысли появились трезвые.

      «В конце концов, можно утром сходить в ментовку. Заяву сделать. Как ни крути, а я единственный свидетель. И мои показания могут что-то значить для розыска убийцы Колобка. Хоть и западло с ментами связываться».

      Остаток ночи он проспал как убитый, даже не слышал, как мать уходила на работу.

      Проснулся он оттого, что кто-то дотронулся до его руки. Вздрогнул и, не открывая глаз, инстинктивно схватил эту руку, готовый применить прием на перелом. Открыл глаза.

      Мать сидела рядом на постели и плакала.

      – Извини, ма! Я сделал тебе больно.

      Мать взглянула на него так, что Лешка понял, она все знает.

      «Ну и ладно. И хорошо. Нет смысла больше врать», – грустно подумал он. Может, не стоило врать и вчера. А сказать все, как было. По крайней мере, в смерти Колобка его вины нет.

      Вытерев платочком с глаз слезы, мать сказала:

      – Я тебе звонила минут сорок подряд.

      Лешка воспринял это как укор, ответил виновато:

      – Я не слышал. Спал. – И замолчал. Больше ни слова…

      И мать