Российская империя в сравнительной перспективе. Сборник статей

права, проводя политику веротерпимости. В мире до наступления эпохи национализма монархия могла поддерживать две связанные между собой идеи, которые впоследствии должны были способствовать ее разложению. Первая идея – внимание правительства к использованию родного языка (в Германии общего языка для всей империи) и разных местных наречий для образовательных целей, с предположением, что национальный язык – это ключ к культуре. Вторая идея – двойное понимание гражданства, что дало толчок широкому распространению по всей империи местного патриотизма (Landespatriotismus) и создало условия, при которых он опирался на понятие «нация» в смысле этнолингвистических групп и религии⁸. Однако под влиянием, в конечном счете, Французской революции единство этих двух идей рухнуло.

      Французские революционные войны, распад Священной Римской империи и коронация первого «австрийского императора» в 1801 году обозначили окончательный, наметившийся с середины XVIII века, переход от культурных традиций, возникших под влиянием Франции, Испании и Италии, к торжеству германской придворной культуры. После 1848 года монархи, напуганные революцией, занялись безнадежными поисками законов о своей власти и своей миссии. Конституционные эксперименты готовились один за другим с поразительной поспешностью.

      В отличие от Габсбургов, российские правители до начала XX века решительно выступали против конституционных экспериментов. В то же время российский «сценарий власти» в царствования Александра III и Николая II подвергся существенным изменениям, связанным с отказом от светского и космополитического образа империи в пользу более ограниченного национально-религиозного⁹.

      Это означает, что, когда во время революции 1905 года удалось вынудить монархию создать представительное учреждение – Государственную думу, увеличилась идеологическая пропасть между властью и подвластными. Неудивительно, что Николай II настаивал на том, чтобы «Основные законы», согласно которым были созданы новые представительные учреждения, не ограничивали его самодержавную власть, в то время как некоторые из его советников и многие представители населения думали иначе. Неудивительно также, что имперская чета – Николай и Александра – все глубже погружались в религиозный мистицизм, что в дальнейшем привело их к отчуждению как от официальной церкви, так и от западной элиты¹⁰.

      Несмотря на совершенно иное происхождение, Османы, как и русские правители, тоже обращались к ранним традициям, создавая свой образ и укрепляя свою власть. Они сталкивались с теми же проблемами, устанавливая определенные и устойчивые соотношения между земным и духовным началами в своем образе и своей миссии. После завоевания Константинополя османские правители, выходцы из вождей кочевых исламских племен, приняли синкретическую концепцию правления, которая включала в себя некоторые элементы из традиций персидских падишахов и ритуалы византийского