Правда и блаженство. Евгений Шишкин

тесная. Не такая, что ли, замкнутая. Кажется, вот она есть, и всё. В ней только то, что видишь. Другой нет. Но есть еще что-то… Там было светло. Очень светло! Даже светлее, чем здесь. Со всех сторон свет… Не подумай, Леша, что я дураком сделался. Нет. Наоборот! Я новое познал. Я теперь снова буду ждать, когда такое случится.

      – Чего случится? – негромко спросил Лешка.

      – Такой же приступ. Чтобы опять там оказаться. Там, где свет… Веришь мне, Леша?

      – Верю, – отозвался Лешка. – Глаза у тебя страшные были. Лучше бы без приступов обойтись.

      – Я все равно мечтать буду… Если хочешь, можешь покрутить пальцем у виска, – рассмеялся Костя.

      Маргарита застала сына в приподнятом настроении, совершенно окрепшего, играющего на кровати с Мартой.

      – Завтра в клинику с тобой поедем. В центральную. Там лучшие врачи в городе. – Она достала из сумки несколько эклеров. – Тебе, Костенька, к чаю купила.

      – Спасибо, мама. Только я не очень люблю сладкое.

      – А я люблю! – сказала Маргарита. – Вот выпью сейчас рюмочку, а потом чай будем пить. Все женщины сладкое любят.

      В этот раз Маргарита не таилась от сына с выпивкой, видать, его приступ был событием знаменательным, – чего таиться? Маргарита опрокинула в себя рюмку водки. По привычке закурила любимую «казбечину».

      – Мама, зачем вы выпиваете эту водку? – спросил Костя.

      – Переживаю за тебя. После водки спокойнее, – ответила Маргарита.

      – Не только за меня, – уточнил Костя. – Вы переживаете, что папа ходит к той женщине, буфетчице из закусочной?

      Маргарита пожала плечами.

      – Нет, Костенька, не переживаю.

      О том, что Полковник не только захаживает в «Мутный глаз», но наведывается на огонек к Серафиме Роговой, судачила вся округа. В последний год Федор Федорович не таился даже от Маргариты. Все чего-то ждали, ведь жизнь любит какой-никакой порядок и устрой, твердость морали, – ждали женской ссоры Маргариты и Серафимы, развода… Но ничего взрывного не случалось. Штиль и загадочность. Семью Федор Федорович не покидал, столовался вместе, хотя жительствовал больше в одиночку, в своей комнате.

      – Пусть ходит, куда хочет. Мне все равно, – прибавила Маргарита.

      – Вам, правда, все равно? – спросил Костя.

      – Нашим легче, – усмехнулась Маргарита.

      – А мне, мама, намного стало легче! – оживленно признался Костя.

      Маргарита, собравшаяся было налить себе еще одну рюмку водки, насторожилась, устремила глаза на сына.

      – Говорят «безотцовщина»… По мне, так лучше безотцовщина, чем страх и ненависть… Теперь-то хорошо, отец нас почти не донимает. А раньше, когда он издевался, я ночами лежал и думал, как его убить… (Впервые при Маргарите он назвал отца отцом, прежде называл исключительно папой.) Странно как-то… Я уличного бандита испугался. Пальцем против него пошевелить не мог… И тогда, в боксе… Пусть бокс дурацкий был – я по лицу забоялся соперника ударить. Не смог по лицу кулаком… А хотел отца убить. Задушить