Странные встречи. С юмором по жизни. Валерий Макаров

ты за свое…

      – Ой, прости, прости, прости! Ну, ты же знаешь мою натуру. Я же свое искусство заманивания забывать уж совсем стала. Надо же попрактиковаться.

      – Вот гребень тебе принёс, как обещал. Куда положить-то? Нет, даже не думай! В руки не передам! В прошлый раз чем чуть дело не кончилось? А?

      – Да то в прошлый раз было. Что было – то быльем поросло. Поросло ведь, Петенька? На бережку положи, я заберу. Ой, не поскользнись!

      Петр Петрович спустился ниже, к самой воде, достал гребень из сумки, наклонился положить его на плоский, многократно умытый озерной водой валун. Послышался громкий всплеск и Петровича окатила волна прохладной воды. Он не удержал равновесие, неловко взмахнул руками так, что сумка полетела на берег, а сам он плюхнулся в воду навзничь. Сильные, гибкие руки подхватили его и развернули лицом к небу. Петр Петрович едва успел заметить в ярко-голубом небе белое облачко, как тут же его взгляд наткнулся на два синих, бездонных озера глаз Русалки, которые постепенно слились в одно, и стал тонуть, погружаться… Губ его коснулось прохладное дыхание…

      – Кгхм! Не помешал? – раздался скрипучий голос.

      – Ах ты старый, трухлявый пень! – выругалась Русалка, отстранилась, помогла Петровичу сесть, схватила гребень, взмахнула хвостом и плюхнулась в воду, подняв фонтан брызг. По поверхности озера разошлись огромные круги.

      – Ух, – перевел перехваченное дыхание Петрович. – Вот ведь, а? Спасибо тебе, Леший, выручил. Чуть не поцеловала. Ух! Если б не ты…

      – Да, ладно, – засмущался Леший. – Чего там. Я к Коту заходил, смотрю книга у него новая. Я так и понял, что ты здесь. Дай, думаю, поспешу.

      – Вовремя ты! Где сумка-то моя? – Петр Петрович поднялся, подобрал сумку. – Сейчас, вот табачку тебе…

      – Вот спасибо, мил человек! За это дело я тебя хоть каждый день от поцелуев спасать буду! На солнышко тебе надо, Петрович, не простудился бы. Одежу-то скинь, отжать надо да высушить. Не гоже так-то. У, стерва мокрая! – Леший погрозил озеру кулаком.

      Пока Петр Петрович, блаженно щурясь, устраивался сушиться на солнышке, Леший свернул себе цигарку, чиркнул спичкой и смачно закурил.

      – Хороший табачок… Ты, это, не ходи к ней один больше. Предупреждали ведь не раз. И Кот, и я. О себе не думаешь, о нас подумай. Что без тебя, куда мы…

      Баба Яга сидела, прислонившись спиной к правой куриной ноге избушки, и плакала. Это было так неожиданно и необычно, что слова приветствия застряли у Петра Петровича в горле, будто ворот подсохшей рубахи стал вдруг тесен. Он только молча достал из правого кармана пиджака носовой платок, стряхнул с него крошки табака и подал Бабе Яге. Та, всхлипнув в очередной раз, протянула старческую, сморщенную ладошку, взяла платок и шумно в него высморкалась. Затем дунула на него, взмахнула рукой и с платка вспорхнули две бабочки капустницы. В воздухе отчетливо запахло стиральным порошком. Носовой платок Петровича теперь был девственно чист. Пропали даже