Тоже мне новости. Евгений Сабуров

девичьи тугие чресла

      подобье ласкового сна.

      Мы обнаружены, опасны,

      нас классно гладят после битв

      вонзая в сердце ежечасно

      три сотни сладковатых бритв.

      Он

      Вдохновленный ярким утром

      я гляжу на вещи мудро,

      вещим взором проникая

      даже в логово трамвая.

      Тот трамвай стремится жалко

      под изогнутою палкой

      вдоль по рельсам напряженным

      электричеством зажженный.

      Она

      Электричество везде

      ласковое и печальное.

      Только что тряхнешь плечами

      и летаешь на звезде.

      Он

      Кружился наш спокойный прах

      в одной из загородных клиник.

      Вокруг него расцвел малинник

      и волновался на кустах.

      Под ветром зеленью пропахшим,

      под миром радостью наполненным

      мы опускаемся уставшие

      и переполнены, наколоты.

      Она

      Верней всего сказать: – приколы,

      ты не воскреснешь, хоть ты тресни.

      Какое разноцветье песни!

      Осколок. На фиг! Ты осколок.

      Он

      В одной из беспощадных песен

      я говорил, что ты стара,

      что мир исполненный добра

      излишне выспренен и пресен.

      Она

      Я отвечала не таясь,

      что я спокойна,

      что не начавшаяся связь

      нас не достойна.

      И что, добавлю я, ваш долг

      в одной из загородних клиник —

      восторг. И вовсе не умолк

      гул линий лилий.

      «По ноябрьской злой постели…»

      По ноябрьской злой постели

      ходит ветер из окна.

      В снегопад оделись ели.

      Даль подвижная видна.

      И легла почти случайно

      на руку беда одной

      женщины необычайной,

      одинокой, никакой.

      Просится сказать «участие»,

      просится сказать «прикинь».

      Кто-то рвется, кто-то шастает

      из подвала в магазин

      и обратно. Ходит ветер,

      ходит снег и ходит кто-то,

      за полночь уселся вечер,

      мы уселись, обормоты.

      По ноябрьской злой постели

      мы тоскуем неприлично.

      То ли пили, то ли пели —

      этой бабе безразлично.

      «Сквозь хилые березки и осины…»

      Сквозь хилые березки и осины

      стремясь в воскресный день в Москву,

      переезжал пригорки и низины,

      пересекал снег и траву.

      Оттенки серого менялись постоянно

      друг с другом, и казалась равномерной

      не очень четкая из-за тумана

      их нескончаемая смена.

      Я думал: одиночество опасно.

      Конечно, это сладость и подарок,

      но все-таки свет больно ясен,

      излишне резок, радостен и ярок.

      Я думал, обнаруженное чувство

      привязанности, влажности, касаний —