Горпына. Андрей Прохоренко

точно не входила. Поэтому я, проверив все возможные варианты, все-таки решил последовать совету друзей и товарищей. Мне пришлось для этого слегка заглянуть в прошлое Горпыны, но лишь настолько, насколько это было нужно для принятия такого важного для меня решения. Вглядываясь в прошлое, я увидел вдруг глаза мужчины, внимательно смотрящие на меня. В них читались живой ум, сила и опыт, а еще во взоре присутствовала сила жизни. Что я точно знал, этот мужчина волхв или был каким-то образом связан с ними. Он же, глядя на меня, только лишь усмехнулся и сказал: «ты знаешь, что делать».

      Да, я знал, что делать. Знал, что мне нужен примерно год, а лучше два, чтобы восстановиться и вновь взяться за дело. Также я отдавал себе отчет в том, что в сложившихся обстоятельствах я не мог это сделать на Сечи и на Великом Лугу. Условия и среда не позволяли. К тому же не все казаки были рады мне. Круг черных характерников, а их влияние тогда на Сечи усилилось, не желал, чтобы я и мои помощники занимали какое-либо положение, тем более в курене казацкой разведки, в котором я продолжительное время был чем-то вроде наставника, поскольку не так давно тренировал казаков из куреня. Существовала конкуренция среди казацкой старшины и батек, и немалая. Все «хлебные» должности, так или иначе, курировались теми или иными ведущими казаками. Можно назвать их казацкой старшиной. Казацкие батьки, как я, все больше теряли свое влияние, особенно после поражения казацких восстаний.

      Новые лица из числа казацкой старшины, я знал это точно, не рады были мне, моим ученикам и помощникам, продолжавшим начатое мною дело. Ситуация на Сечи, как и на всей Украине, была сложная, поэтому я, скрипя сердцем, согласился на переезд на новое место. Места, где проживала Горпына, а это было под Каневом, в те года были глухие и в какой-то мере забытые. Тут еще можно было слышать давние напевы, даже, присмотревшись, видеть через прошлое бывших хозяев здешних мест – волхвов. Леса, урочища, холмы, рядом Днепр с его заливами и протоками. В общем, было где укрыться от лихого глаза и отсидеться некоторое время, занявшись своим здоровьем. А то, что мне его следовало привести в порядок, не подлежало сомнению.

      Тогда я с трудом передвигался, поскольку был ранен в ногу в стычке. Если бы только нога. Задели и в грудь, и в руку. Вскрылись давние раны. Было, о чем подумать мне, пока я не мог толком передвигаться. Конечно, скрывать нет смысла, лезли мысли о смерти. Чей-то голос мысленно уведомлял, что пожил я уже достаточно, что пора уже не беспокоить землю опорой на нее. Приходилось предпринимать все необходимое, чтобы не сломаться внутри, поскольку, если сломаешься, просядешь, в таком случае все средства и методы, все настои – пустой звук. Не помогут они тебе, сколько не пей. В данном случае важны внутренний стержень, скелет и каркас личности, ее опора на себя. Если энергетически они в достаточной мере наработаны, в таком случае у тебя есть шансы, и неплохие, выздороветь.

      Савелий Тростинец, казацкий батька и умелый лекарь в одном лице, которому меня показали на Хортице,