Танец семи вуалей. Наталья Солнцева

тебя обвели вокруг пальца, Лева. Мошенник выдал за святыню обычную подделку.

      – Разве ты не чувствуешь?

      – Что? Что я должен чувствовать, скажи на милость?

      Лев, не отпуская крышки шкатулки, повел свободной рукой в воздухе.

      – Ее дыхания… запаха благовоний, которыми она натерла свое тело перед выступлением…

      – Кого?

      Адольф невольно потянул носом. Ему в самом деле показалось, что он ощущает слабый аромат мускуса и амбры…

      – Ты, право, слишком увлекся. И меня увлек! – рассердился он на брата. – Хватит загадок. Покажи мне свое приобретение. Если это клочок волос, будь уверен, что хитрый лесопильщик обманул тебя. Он выстриг собственную прядь. Или запачкал обрывок рогожи бычьей кровью.

      – Это не волосы, брат. И не кровь. Это… Не представляю, как он мог расстаться с реликвией…

      – Да что там, в конце концов?

      Адольф встал и наклонился над шкатулкой. Запах амбры и мускуса усилился. Брат убрал ладонь, и шкатулка осталась стоять – темная и древняя, как Ковчег Завета.

      – Ковчег был золотым, если мне не изменяет память, – растерянно пробормотал Адольф, не решаясь прикоснуться к шкатулке. – Лева, открой ее…

      – Изволь…

Черный Лог. Наше время

      То, что появилось на экране ноутбука, поразило Глорию своеобразной пластикой, страстью и мрачной изысканностью. Она переживала то же, что переживала Сима, впервые просматривая запись, – возбужденное восхищение.

      Перед зрителем открывалась древняя библейская ночь, полная желтого света луны и жажды наслаждений. В этой ночи вдруг ослепительно вспыхнула звезда – феерическим вращением развевающихся покрывал, блесток и прозрачных вуалей. Звездой оказалась… женщина, с ног до головы укутанная в яркие ослепительные материи. Каждый поворот ее головы, каждые поза и жест были выверены с графической точностью. В них сквозили чувственная нега Востока, затаенная порочность и роковая неудержимость, влекущая к гибели…

      Танцовщица сбрасывала с себя покров за покровом. Все ее разноцветные накидки оставались лежать на полу, словно крылья тропических бабочек. Когда последнее покрывало соскользнуло вниз под томительно-протяжный вздох струнных… на женщине сверкали только длинные нити кроваво-красных бус…

      Она медленно повернулась спиной и замерла. В изгибе ее шеи, в повороте головы, в каждой линии ее совершенного тела угадывалась сладостная истома неутоленного желания…

      Глория не сразу заметила, что бархатная ночь и золотая луна – всего лишь умело подсвеченные электрическими лампами декорации.

      – Это она… Айгюль… – шепотом сообщила Сима. – Я узнала ее со второго раза. Лицо сильно накрашено. Белое, как сметана. Глаза угольные, а губы – словно в крови.

      – Почему вы шепчете?

      – Не знаю… Она вызывает у меня страх. А у вас?

      Глория пожала плечами. Танец произвел на нее тягостное впечатление. Он дышал смертью…

      – Как вы думаете, зачем она принесла доктору этот диск? – уже громче спросила девушка. – Решила