Танец семи вуалей. Наталья Солнцева

перестала делать визиты и принимала у себя только самых близких.

      – Ида растет, а Эрнестина тает, – с горечью посетовал Лев. – Просто не знаю, как быть. Пригласил светило медицины из Москвы, погостить и заодно обследовать жену. Жду, надеюсь. Выслал ему аванс в счет консультации и неудобств, связанных с переездом.

      – Крепись. Наша мать тоже не отличалась железным здоровьем. Помнишь ее вечные недомогания и запах камфары в спальне?

      Брат кивнул.

      – Я боюсь потерять Эрнестину… – признался он. – Меня гложет постоянная тревога. Не дай бог с ней что-нибудь случится.

      – Может, отменим вечеринку?

      – Нет, что ты! Жена хоть немного отвлечется… она так любит домашние концерты.

      – Ты прав. Ей будет приятно…

      Лев молчал, постукивая пальцами по мраморной столешнице.

      – Тебя еще что-то тревожит?

      – Понимаешь, тут такое дело… – Он нахмурился и поднял глаза на Адольфа. – Один заемщик заявил о своем банкротстве. Он не сможет вернуть кредит.

      – Кто?

      Лев назвал фамилию, которая ни о чем не говорила брату.

      – Мелкий торговец, который взял деньги на строительство лесопилки.

      – Всего-то?

      – Урон невелик…

      Лев чего-то не договаривал. Он встал и полез в сейф, встроенный внутри шкафа с тяжелыми деревянными дверками. Звякнул ключ. Банкир повернулся и водрузил на стол темную, ничем не примечательную шкатулку. В таких пожилые дамы обычно хранят наперстки, нитки и булавки.

      Адольф с недоумением уставился на шкатулку.

      – Ну, что здесь? Фамильные бриллианты лесопильщика?

      Лев остался серьезным.

      – Не совсем… Эту вещицу заемщик предложил мне в обмен на долг. Я беру шкатулку, и наш банк считает кредит возмещенным.

      – Ты шутишь? – улыбнулся Адольф. – Шкатулка копеечная. Еще и видавшая виды. Где сей несостоятельный господин хранил ее? На чердаке? Или в дровяном сарае? Она вся в царапинах, потрескалась.

      – Ценность заключается не в самой шкатулке, а в ее содержимом.

      Адольф потянулся к шкатулке, но Лев накрыл ее ладонью, опередив брата.

      – Я хочу взглянуть, что там внутри…

      – Не торопись. Сначала выслушай.

      Из двух братьев Лев слыл более увлекающейся и романтической натурой. Он был подвержен приступам неуемной щедрости, которые сменялись неоправданной скупостью. Словно стремился компенсировать собственную расточительность бережливостью. Похоже, он поддался на мольбы несчастного банкрота и сжалился над ним. А теперь пытается убедить Адольфа в своей правоте.

      – Раз ты решил простить клиенту долг, так тому и быть, – сказал тот. – Рубинштейны от этого не обеднеют.

      – Ты не понял… – вздохнул Лев. – В этой шкатулке – величайшая ценность!

      – Какая?

      – Помнишь блюдо, которое ты купил на аукционе во Франкфурте?

      – Я приобрел