Апарт-отель. Оксана Сергеевна Царькова

ка Торина.

      – Семёнов, ёрш твою медь, отвечай по-хорошему.

      В правой руке Торина неожиданно появляется огромный, новенький и блестящий гвоздодёр и упирается в грудь Семёнова. Семёнов, прораб от рождения и по призванию, стойко переносит все тяготы и лишения строительной службы. И делает всё от него зависящее в этой ситуации. То есть, молчит, молчит хитрая рыжая бестия, изо всех сил. И только пальчиком с грязным обломанным ноготком пытается отвести от себя металлическое остриё, уже изрядно поцарапавшее его огненно-волосатое тело.

      Пауза, зависшая в воздухе, и звеневшая голодным весенним комаром, для искушённых театралов была слегка длинновата. Но Семёнов, отчаянно мечтавший о волшебном вазелине, который, вот-вот, совершенно случайно, прольётся на него и позволит ему выскользнуть из-под Торина с гвоздодёром, выдержал эту паузу до капельки, до самого её донышка. Но, чудо не случилось… Держи ответ, прорабушка.

      – Товарищ Торин, дорогой! – Семёнов мгновенно слепил на своём рыже-ушлом ржаво-конопатом лице улыбку дебильного непонимания и детской обиды одновременно.

      – Я зело фраппирован вашими инсинуациями на мой счёт. Какие именно ко мне, – гулкий удар мощным кулаком в окровавленную грудь, – могут быть вопросы по вышеуказанной штукатурке?

      Господа строители, дорогие мои, не спешите кидать кирпичами автору в голову. Автор был на стройке и знает, как там начальник участка и прораб общаются. Поэтому здесь и далее применён «литературный» авторский перевод разговоров строителей промеж себя любимых.

      – Торин, мы же только что вместе с тобой в комнату охраны ходили? – Семёнов, как титулованный гроссмейстер делает ход королевской пешкой.

      – Ходили. – Торин весьма неохотно ему отвечает, и пока не допирает, как это поможет их дальнейшему конструктивному диалогу.

      – Съёмки камеры наблюдения за шпаклёвкой смотрели? – Семёновская пешечка уверенно стремится в ферзи.

      – Смотрели. – Заинтригованный начальник тупо повторяет за прорабом окончания его вопросов, а гвоздодёр в это время, путаясь в буйной медной растительности, упорно пытается выписать на груди Семёнова иероглиф «сдохни».

      – И мы увидели-и-и-и? – Семёновский козлетон фальшивит и переигрывает.

      – Увидели-и-и-и? – Торин пристально смотрит в сальные глазёнки прораба, с бесконечным ангельским терпением пытаясь понять – что творится в мозгах у этого ирода от строительной отрасли.

      – Ну, едрит-кудрит, ясно ж было видно, что сорок мешков шпаклёвки лежали на отведённом им месте и … в мгновение ока исчезли в неизвестном направлении. Заметьте, никогошеньки и ничегошеньки рядом там не было.– Семёнов делает круглые, честно-пречестные глаза… и вот-вот мы все узнаем истину.

      На старт… внимание…бздыщ!!!

      – Разлом поглотил их! – Прораб картинно разводит руки в стороны, желая продемонстрировать глубину и ширину трагической случайности, сиречь «разлома», безнаказанно утянувшего в свои недра крайне ценные стройматериалы.

      Торину, до мерзкой колбасной отрыжки, надоели невероятные и, главное, бесконечно тупые, байки-раздолбайки его прораба – пройдохи. Он громко вздыхает, возводит очи горе, безуспешно пытаясь воззвать к вселенской справедливости, но гвоздодёра от Семёнова не отводит, так, на всякий случай.

      – Сорок мешков «Фюгена» исчезли, это точно, а два ведра с гвоздями так и остались стоять на том же месте, хотя находились в пяти сантиметрах от шпаклёвки. – Приводит Торин свой веский аргумент.

      Но Семёнов, хитрая бестия, не моргнув глазом, разгибает и эту закавыку.

      – Гвозди и вёдра – металлические. – Скрюченный рыжий палец всё с тем же грязным ногтем устремляется в потолок прорабки, взывая к строительному богу. – Они, таки, разнополюсные с магнетической аномалией разлома, оттолкнулись, стало быть, от бездны. А штукатурка состоит из гипса, сиречь, инертна, и была безвозвратно поглощена квантовой воронкой…

      Торжествующий Семёнов воздел уже обе руки к небу и включил на полную мощь Миссию и Пророка одновременно.

      – А я, вона ещё когда, всех предупреждал, говорил, умолял, на коленочках, да, прям до дырочек, ползал. Ну, нельзя нам было браться за этот проклятущий до-о-ом…. Не зря же этот семнадцатиэтажный недострой, ёпт, скелетом бетонным торчал в самом пупочке города целых десять лет и три года! Расположеньице то у него ох, какое шоколадное, а охотников доделать его, так – разтак, и не нашлось! Потому как место силы, энергетический разлом и прочая квантовая завихрень под ним. Все знали, все ведали. Стороной-сторонушкой гадость эту обходили. А наши недоумки, ёпт, из СМУ, позарились на кучу баблища, про которую им набрехали за эту достройку и вот, – глубокий, трагический вздох сожаления, наконец – то, скинул с исцарапанной вдрызг семёновской груди блестящее жало гвоздодёра, – плачевный, результат налицо!

      Семёнов, как афроамериканский проповедник, зомбически покачиваясь из стороны в сторону, начинает нараспев убеждать свою гоп-паству.

      – Мы