Наш бронепоезд. Даешь Варшаву!. Юрий Валин

ты настоящим стрелком стала, – необидно усмехнулся в темноте мальчик. – Ты отчаянная. Только нам сейчас тихими да смирными надобно быть. Крестись почаще. Тебя крестное знамение не сильно ломает?

      – Та я бильше ни в кого не верю. И креститься можу, и сало жевать. А «Отче наш» меня давно выучить заставили.

      – Разумно, – одобрил Прот.

      – Допомогло-то мне оно как, – с горечью прошептала Вита.

      Мальчик очень осторожно обнял ее за плечи:

      – Что делать, жизнь нам во испытание дана. Терпеть наша участь.

      – Она-то не сильно терпит, – Вита кивнула на окно.

      – Екатерине Георгиевне иные испытания даны, – мягко прошептал Прот. – Она сильнее, так и боль ее куда острее.

      – Какие испытания? – сердито зашептала Вита. – Ей бог сповна всего отпустил. Даже с лишком. Вот ты скажи, почему на нее мужчин як мух на мед тягне? Ну, волосья да бюст у нее красноречивые. Так она же ростом с телеграфный стовп. Так нет же, каждый слюни пускае. Ты вот скажи, тебе со стороны виднее.

      Прот молчал.

      Вита смутилась:

      – Ты що? Я же в том смысле, что ты еще молоденький. Или ты… тож? Ну вот, я не подумала. Извини меня, дурищу жидовскую… Я тебя все как малого вижу.

      Прот с досадой повертел шеей, но руку с плеча девушки не убрал:

      – Меня все за малого держат. Тем и спасаюсь. А про Катерину одно могу сказать – ее то мучает, до чего мы с тобой еще не доросли. Влюблена она. Давно уже. Безнадежно.

      – Да що ты выдумываешь? – не поверила Вита. – Кто на ее чувство не ответит? Не бывает таких кобелей. Ей же тильки поманить стоит. Ни, не может того быть. Та она к тому ж, это… Неправильна. Ты ж в монастыре был. Сказать мы никому не скажем, но между нами…

      – Ты про это лучше молчи, – оборвал Прот. – Нам не понять. Да и не наше то дело. У Катерины на душе чувство. Тяжкое такое, что все наше поганое злато перевесит. Без надежды она живет.

      – Без надежды нияк не можно, – яростно зашептала Вита. – То ад, если без надежды.

      – Потому и жалко ее. Она хоть и надеется, но сама себе не верит. Душа у нее трескается. Жалко.

      Вита растерянно молчала. Поверить в то, что можно жалеть Катерину Георгиевну, красивую, уверенную, бесстрашную, все умеющую, было решительно невозможно. Нет, ошибся Протка. Дар у него путаный, вот что-то не то и разглядел. Нет, одинокой Катерина никак не может быть. Да она над жалостью к себе первая и посмеется.

      – Да что ты испугалась? – прошептал Прот. – Не одинокая она. У нее друзья есть. Собачка пушистая, красивая. Домик тихий. И еще один – большое поместье. Она туда тоже вернется. Хозяйствовать там станет. И тот человек ее тоже любит. Может, и встретятся они. Катерина хоть и не верит, но все к тому делает.

      – Що ж ты сразу не сказав? «Душа трескается». Ужасов нашептал. Так встретятся они или как?

      – Не вижу. Видно, на грани это решится. Екатерина Георгиевна сама свою судьбу ведет. Редкий человек.

      – От то так, – согласилась Вита. – Туточки я согласна. Встретятся. Наша Катерина любую стену лбом прошибет. Мне б таку уверенность.

      – Да