Уроки зависти. Анна Берсенева

в ней собеседника.

      – Вы с Сашкой красиво пели, – зачем-то сказала она. – Даже странно.

      – Почему странно? – усмехнулся он.

      – Не думала, что вас там в консерватории таким песням учат.

      – Там всяким учат.

      Вот и разговаривай с ним! Она отвернулась, вернее, задрала голову, чтобы не слишком явно показывать свою дурацкую уязвленность.

      Люба задрала голову и… И вскочила, как будто кто-то подбросил ее вверх сильной рукой!

      – Смотри! – воскликнула она. – Саня, смотри!

      Небо над кофельцевским парком было прочерчено звездными линиями. Оно даже и не прочерчено было – тонкие острые всплески возникали на нем прямо сейчас, на глазах у изумленной Любы. Они появлялись, исчезали, на их месте сразу же возникали новые… Все небо сверкало звездным дождем!

      От восторга Люба напрочь забыла и свое равнодушие к Сане, и свою уязвленность его равнодушием к ней. Она даже за руку его схватила, подпрыгивая на ступеньках, как несмышленый ребенок! И хорошо, между прочим, что схватила: если бы он не поднялся и не держал ее, то она бы ноги переломала, наверное. Даже несчастная любовь вылетела на мгновение из ее сердца.

      Может, это она и сияла сейчас над целым мирозданием, Любина любовь – свободная от всего выдуманного и случайного, вся состоящая из чистого света, из небесного огня, сквозь который Земля проносилась вместе с Любой.

      – Загадала желание? – спросил Саня.

      Люба наконец оторвала взгляд от неба и перевела на него. Он смотрел без насмешки, со вполне человеческим интересом; все-таки зря она на него обижалась.

      – Не-а, – улыбнулась Люба. – Не успела сформулировать.

      Последние звездные капли растворились в небе. Поток Персеид исчез во Вселенной, и поздно было просить у него какой-нибудь определенной для себя радости.

      Но то, что она не успела загадать ничего конкретного, нисколько Любу не опечалило: ей было достаточно того непонятного, необъяснимого и очень сильного счастья, которое она только что пережила.

      Саня снова сел на ступеньки, и она села с ним рядом.

      – Подожди-ка, – сказал он и, наклонившись, собрал в ладонь стекляшки, лежащие на земле у веранды.

      Да, бокал ведь разбился. Любе стало стыдно оттого, что она сразу не убрала осколки.

      Может быть, конечно, Санин восторг от звездопада не был таким сильным – во всяком случае, он не выказал его так, как Люба, – но после того как они вместе этот восторг пережили, она уже не испытывала к нему настороженности.

      – Я тебя, кажется, обидел, – сказал он.

      – Чем это? – удивилась Люба.

      – Что имени твоему удивился.

      – Все удивляются, – улыбнулась она. – Никто не понимает, почему если Жаннетта, то Люба.

      – А почему? – с интересом спросил он.

      – Когда мама эту свою глупость излагала – что я не Жанна, а Жаннетта, два «н» и два «т», – то все, естественно, спрашивали: «А дома как вы ее зовете?» А она отвечала: «Дома я ее зову Люблюха». Ну, вот и Люба.

      Саня расхохотался. Люба вздохнула.