Король Матиуш Первый. Януш Корчак

он был правнуком отважного Павла Завоевателя!

      Вот когда бы пригодились увеличительное стекло, воспламеняющее на расстоянии порох, и шапка-невидимка!

      Матиуш ждал, когда его пригласят на чрезвычайное заседание, и он как монарх возьмёт бразды правления в свои руки. Но заседание состоялось ночью, и Матиуша не позвали.

      А утром, как всегда, явился на урок гувернёр-иностранец.

      Матиуш знал: по придворному этикету королю неприлично капризничать, упрямиться и злиться, особенно в такой ответственный момент, как сейчас. Поэтому он только грозно нахмурил брови и, взглянув на себя в зеркало во время урока, подумал: «Я похож на Генриха Свирепого!»

      С нетерпением ждал Матиуш того часа, когда министры обычно являлись к нему с докладом. Вообразите его возмущение, когда церемониймейстер объявил, что сегодня аудиенция отменяется.

      – Я требую, чтобы военный министр немедленно явился в тронный зал! – побледнев от гнева, твёрдо сказал он.

      Слово «военный» Матиуш произнёс таким тоном, что церемониймейстер насторожился: похоже, юному королю всё известно.

      – Военный министр на заседании.

      – Тогда я сам пойду к нему, – заявил Матиуш и направился в аудиенц-зал.

      – Ваше величество, извольте подождать минутку, – чуть не плача, взмолился старик. – Сжальтесь надо мной! Я головой отвечаю за порядок во дворце. У меня будут крупные неприятности.

      Матиушу стало жаль старика. Ведь никто не знал лучше него, что можно делать королю, а чего нельзя. Часто долгими зимними вечерами, сидя у камина, Матиуш затаив дыхание слушал рассказы старика о короле-отце, королеве-матери, о балах и театральных представлениях, парадах и манёврах.

      Кроме того, Матиуша мучили угрызения совести. Тайная переписка с сыном сержанта, ворованные вишни и малина – всё это не давало ему покоя. «Конечно, – рассуждал он, – сад принадлежит мне, и ягоды я рвал не для себя, а для друга. Но делать это украдкой, исподтишка – нехорошо. Вдруг я обесчестил этим поступком своих великих предков?»

      Слёзы старика тронули Матиуша. И доброта чуть его не погубила: он уже готов был пойти на попятный. Но вовремя опомнился и, сделав над собой усилие, нахмурился и холодно сказал:

      – Так и быть, даю вам десять минут.

      Церемониймейстер опрометью выбежал вон. Во дворце поднялся переполох.

      – Откуда Матиуш узнал о войне? – недоумевал министр юстиции.

      – Чего этот сопляк всюду суёт свой нос! – возмущённо воскликнул канцлер.

      – Господин канцлер, не забывайтесь, – одёрнул его министр юстиции. – Закон запрещает на официальных заседаниях отзываться столь неуважительно о королевской особе. В частной беседе можете говорить что угодно, но сейчас вы – официальное лицо. О чём вы думаете, никого не касается, но вслух говорить об этом вы не имеете права.

      – Но совещание было прервано, – оправдывался насмерть перепуганный канцлер.

      – Тогда следовало объявить перерыв,