На берегу. Нора Робертс

[1]

      Искусство – сообщник любви.

Реми де Гурмон

      1

      Он возвращался домой.

      На Восточное побережье Мэриленда, в мир болот и топких берегов, где настырное море отвоевывало часть прибрежной полосы при каждом приливе и неохотно возвращало ее суше с отливом; где плодотворная земля дарила щедрый урожай; где у неторопливых извилистых протоков и в укромных бухточках находили убежище длинноногие цапли. Он возвращался в мир голубых крабов и упрямых моряков.

      Где бы он ни находился – в первые скверные десять лет жизни или в последние, успешные годы, уже разменяв третий десяток, – только этот край он считал своим домом. Бесчисленные воспоминания, сохранившиеся с удивительной четкостью, сверкали в его памяти, как солнце в водах Чесапикского залива.

      Он въехал на мост, цепким взглядом художника окинул белые яхты, неспешно скользящие по густой синеве залива, проворные барашки волн и пикирующих за добычей прожорливых чаек, а также обрамляющую залив кромку земли, словно забрызганную переливчатой зеленью, и сочную листву купающихся в весеннем тепле дубов и эвкалиптов.

      Он хотел запомнить этот момент так же четко, как свою первую поездку через залив к Восточному побережью: себя, угрюмого, испуганного мальчишку, и мужчину, пообещавшего ему настоящую жизнь.

      Тогда он сидел на пассажирском сиденье рядом с едва знакомым пожилым мужчиной. Все его пожитки – жалкая одежонка и какие-то мелочи – уместились в бумажном пакете. Живот сводило от страха неизвестности, но он смотрел в окно со скучающим видом – так ему, во всяком случае, казалось.

      Пока он с этим стариком, он не с ней. На тот момент ничего лучше для него и быть не могло.

      Да и старик вроде бы ничего. Не воняет ни перегаром, ни мятными пастилками; ими кое-кто из подонков, которых Глория приводила в их очередную конуру, пытался заглушить запах алкоголя.

      А старик – его звали Рэй – покупал ему гамбургер или пиццу, когда они встречались пару раз. И старик с ним, мальчишкой, разговаривал.

      В его жизни взрослые не разговаривали с детьми. Они или приказывали, или болтали только друг с другом, будто детей не было рядом.

      А вот Рэй с ним разговаривал. И слушал. И когда старик спросил, не хочет ли он пожить с ним, он не почувствовал ни удушливого страха, ни обжигающей паники.

      Жить как можно дальше от нее. Это единственное, что сейчас имело значение. Чем дольше они ехали, тем больше становилось расстояние между ним и ею.

      А если станет совсем погано, всегда можно сбежать. Мужик-то очень старый. Огромный, чертовски огромный, но старый. И волосы совсем седые, и лицо все в морщинах. Он искоса поглядывал на это морщинистое лицо, начиная мысленно рисовать его портрет. А самое странное, что у старика были ярко-синие глаза, точно такие же, как у него самого.

      Говорил старик громко, но не орал. Голос у него был спокойным, даже вроде немного усталым. Впрочем, сейчас старик и выглядел усталым.

      – Мы уже почти дома, – сказал Рэй, когда впереди показался мост. – Есть хочешь?

      – Не знаю. Да, вроде да.

      – Насколько я знаю, мальчишки всегда хотят есть. Я сам вырастил три бездонные бочки.

      В голосе старика послышалась бодрость, но какая-то вымученная. Даже в десять лет паренек хорошо умел различать фальшь.

      Она уже достаточно далеко, подумал мальчик. Если придется бежать… Ну, ладно, рискнем, посмотрим, что к чему.

      – А с чего вдруг вы взяли меня к себе?

      – Надо же тебе где-то жить.

      – Да бросьте вы. Никто в такое дерьмо по своей воле не влезает.

      – Некоторые влезают. Мы с моей женой Стеллой уже влезали.

      – А вы сказали ей, что привезете меня?

      Рэй улыбнулся, немного печально.

      – По-своему. Она уже умерла… Она бы тебе понравилась. Она только взглянула бы на тебя и тут же засучила рукава.

      Паренек не знал, что на это ответить.

      – И что я должен делать, когда мы приедем?

      – Жить. Просто быть мальчишкой. Учиться в школе, попадать в разные передряги. Я научу тебя ходить под парусом.

      – На яхте?

      Рэй рассмеялся низким раскатистым смехом, и холодный комок в животе у паренька почему-то – он не мог сказать почему – исчез без следа.

      – Да, на яхте. У меня есть глупый щенок – мне почему-то всегда попадаются безмозглые, – я пытаюсь дрессировать его. Ты мог бы помочь мне. У тебя будут обязанности по дому, какие именно, мы еще уточним. Мы введем правила, и ты будешь им подчиняться. Только не думай, что если я старый, то меня легко обвести вокруг пальца.

      – Вы дали ей деньги.

      Рэй на мгновение отвлекся от дороги и посмотрел мальчишке прямо в глаза того же цвета, что и его собственные.

      – Верно. По-моему, она только это и понимает. Никогда ничего другого не понимала, я прав, парень?

      – Если вы разозлитесь