Так говорил Заратустра. Фридрих Ницше

льстят тебе, как богу или дьяволу; они визжат перед тобою, как перед богом или дьяволом. Ну что ж! Они – льстецы и визгуны, и ничего более.

      Также бывают они часто любезны с тобою. Но это всегда было хитростью трусливых. Да, трусы хитры!

      Они много думают о тебе своей узкой душою – подозрительным кажешься ты им всегда! Все, о чем много думают, становится подозрительным.

      Они наказывают тебя за все твои добродетели. Они вполне прощают тебе только – твои ошибки.

      Потому что ты кроток и справедлив, ты говоришь: «Невиновны они в своем маленьком существовании». Но их узкая душа думает: «Виновно всякое великое существование».

      Даже когда ты снисходителен к ним, они все-таки чувствуют, что ты презираешь их; и они возвращают тебе твое благодеяние скрытыми злодеяниями.

      Твоя гордость без слов всегда противоречит их вкусу; они громко радуются, когда ты бываешь достаточно скромен, чтобы быть тщеславным.

      То, что мы узнаем в человеке, воспламеняем мы в нем. Остерегайся же маленьких людей!

      Перед тобою чувствуют они себя маленькими, и их низость тлеет и разгорается против тебя в невидимое мщение.

      Разве ты не замечал, как часто умолкали они, когда ты подходил к ним, и как сила их покидала их, как дым покидает угасающий огонь?

      Да, мой друг, укором совести являешься ты для своих ближних: ибо они недостойны тебя. И они ненавидят тебя и охотно сосали бы твою кровь.

      Твои ближние будут всегда ядовитыми мухами; то, что есть в тебе великого, – должно делать их еще более ядовитыми и еще более похожими на мух.

      Беги, мой друг, в свое уединение, туда, где веет суровый, свежий воздух! Не твое назначение быть махалкой от мух. —

      Так говорил Заратустра.

О целомудрии

      Я люблю лес. В городах трудно жить: там слишком много похотливых людей.

      Не лучше ли попасть в руки убийцы, чем в мечты похотливой женщины?

      И посмотрите на этих мужчин: их глаза говорят – они не знают ничего лучшего на земле, как лежать с женщиной.

      Грязь на дне их души; и горе, если у грязи их есть еще дух!

      О, если бы вы совершенны были, по крайней мере как звери! Но зверям принадлежит невинность.

      Разве я советую вам убивать свои чувства? Я советую вам невинность чувств.

      Разве целомудрие я советую вам? У иных целомудрие есть добродетель, но у многих почти что порок.

      Они, быть может, воздерживаются – но сука-чувственность проглядывает с завистью во всем, что они делают.

      Даже до высот их добродетели и вплоть до сурового духа их следует за ними это животное и его смута.

      И как ловко умеет сука-чувственность молить о куске духа, когда ей отказывают в куске тела!

      Вы любите трагедии и все, что раздирает сердце? Но я отношусь недоверчиво к вашей суке.

      У вас слишком жестокие глаза, и вы похотливо смотрите на страдающих. Не переоделось ли только ваше сладострастие и теперь называется состраданием!

      И это знамение даю я вам: многие желавшие изгнать своего дьявола сами вошли при этом в свиней.

      Кому