Жила-была одна семья. Лариса Райт

выловить наконец драгоценный сверток. Обиды мгновенно забыты, ничто теперь не имеет значения. Ни напускная важность, с которой старшая сестра разложила на секретере замысловатые шариковые ручки, внутри которых из стороны в сторону путешествовала мимо Дворца дожей гондола с гондольером в шляпе. Ни надрывный плач младшего брата, у которого Саша попыталась забрать чудную машинку, на которой было написано какое-то непонятное слово «Polizia». Ни появившиеся в голосе мамы сердитые нотки, ни твердость ее рук, пытающихся выудить девочку из чемодана. Только веселый окрик отца: «Да подожди, торопыга, разобьешь ведь!» – заставил ее притормозить, замереть в нетерпеливом ожидании, глядя, как он аккуратно разворачивает бумагу.

      Саша сделала шаг вперед, наклонилась над папиными руками, осторожно потрогала пальчиком какой-то непонятный предмет. «Твердо».

      – Керамика. Очень хрупкая. Настоящая ручная работа, – не без хвастовства сказал папа.

      Саша растерянно обернулась к маме и заметила, что та определенно понимала, о чем говорил отец. Девочка снова поглядела на то, что папа назвал керамикой. Ничего особенного: намек на нос и губы, прорези для глаз, россыпь черно-золотых блесток у висков на лбу, и все такое маленькое – на себя не примерить. И что с этим делать?

      – Что это?

      – Это венецианская маска, Сашенька, – мама забрала у папы сверток, покрутила несколько секунд перед глазами, покачала головой. – Настоящее произведение искусства.

      – А…

      – Тебе не нравится? – Папа уже расстроился.

      – Нравится! – тут же соврала Саша, потупилась, поколебалась, но потом не удержалась все же: – Только можно мне ручки, а маску Ире?

      – Глупышка! – почему-то засмеялась мама. – Ты только посмотри повнимательнее. Эта маска будто сделана с тебя. Неужели не видишь? Она же твоя копия!

      Саша еще раз посмотрела на мертвенно-бледные, твердые очертания и не нашла ничего похожего на то, что привыкла обычно видеть в зеркале: ни румяных щек, ни живых глаз, ни копны тяжелых волос. Да и блестки, которые лежали в наборе детской косметики и которыми мама иногда скрепя сердце все же разрешала пользоваться, были сиреневыми и высыпались обычно на нос.

      – Я… я правда на это похожа? – Голос начал предательски дрожать.

      – А что ты расстраиваешься, Сашенька? Маска очень красивая и…

      – Ручки в сто раз красивее! – перебила девочка и бросилась в ванную горевать от несправедливости жизни.

      Через два часа она уже мирно засыпала в постели. Она была счастлива: под подушкой лежала подаренная сестрой ручка, брат позволил вдоволь наиграться с машинкой, а злополучная маска заняла почетное место на стене. Девочка уже почти провалилась в сон, но все же успела уловить, как мама на кухне сказала:

      – Сегодня ты опростоволосился перед своей любимицей.

      – Да уж, – согласился папа, а мама засмеялась. Но этого Саша уже не услышала. Да и зачем ей было это слышать? В этом не было ничего удивительного. В то время