Месяц в деревне. Иван Тургенев

(с некоторым смущением). С чего вы вздумали… с какой стати стану я над вами смеяться?

      Беляев. Да так… что за беда! (Помолчав.)Скажите, где здесь можно достать пороху?

      Ракитин. Да в городе, я думаю; он там продается под именем мака. Вам нужно хорошего?

      Беляев. Нет: хоть винтовочного. Мне не стрелять, мне фейерверки делать.

      Ракитин. А! вы умеете…

      Беляев. Умею. Я уже выбрал место: за прудом. Я слышал, через неделю именины Натальи Петровны; так вот бы кстати.

      Ракитин. Наталье Петровне будет очень приятно такое внимание с вашей стороны… Вы ей нравитесь, Алексей Николаич, скажу вам.

      Беляев. Мне это очень лестно… Ах, кстати, Михайло Александрыч, вы, кажется, получаете журнал. Можете вы мне дать почитать?

      Ракитин. Извольте, с удовольствием… Там есть хорошие стихи.

      Беляев. Я до стихов не охотник.

      Ракитин. Почему же?

      Беляев. Да так. Смешные стихи мне кажутся натянутыми, да притом их немного; а чувствительные стихи… я не знаю… Не верится им что-то.

      Ракитин. Вы предпочитаете повести?

      Беляев. Да-с, хорошие повести я люблю… но критические статьи – вот те меня забирают.

      Ракитин. А что?

      Беляев. Теплый человек их пишет…{5}

      Ракитин. А сами вы – не занимаетесь литературой?

      Беляев. О нет-с! Что за охота писать, коли таланту бог не дал. Только людей смешить. Да и притом вот что удивительно, вот что объясните мне, сделайте одолженье: иной и умный, кажется, человек, а как возьмется за перо – хоть святых вон неси. Нет, куда нам писать – дай бог понимать написанное!

      Ракитин. Знаете ли что, Алексей Николаич? Не у многих молодых людей столько здравого смысла, сколько у вас.

      Беляев. Покорно вас благодарю за комплимент. (Помолчав.) Я выбрал место для фейерверка за прудом, потому что я умею делать римские свечи, которые горят на воде…

      Ракитин. Это, должно быть, очень красиво… Извините меня, Алексей Николаич, но позвольте вас спросить… Вы знаете по-французски?

      Беляев. Нет. Я перевел роман Поль де Кока «Монфермельскую молочницу» – может быть, слыхали – за пятьдесят рублей ассигнациями; но я ни слова не знаю по-французски.{6} Вообразите: «катр-вен-дис» я перевел: четыре двадцать-десять… Нужда, знаете ли, заставила. А жаль. Я бы желал по-французски знать. Да лень проклятая. Жорж Санда я бы желал по-французски прочесть. Да выговор… как с выговором прикажете сладить? ан, он, ен, ён… Беда!

      Ракитин. Ну, этому горю еще можно помочь…

      Беляев. Позвольте узнать, который час?

      Ракитин (смотрит на часы). Половина второго.

      Беляев. Что это Лизавета Богдановна так долго Колю держит за фортепьянами… Ему, чай, смерть теперь хочется побегать.

      Ракитин (ласково). Да ведь надобно же и учиться, Алексей Николаич…

      Беляев (со вздохом). Не вам бы это говорить, Михайло Александрыч – не мне бы слушать… Конечно, не всем же быть такими шалопаями, как я.

      Ракитин. Ну,

5

Теплый человек их пишет… – Беляев имеет в виду литературно-критические статьи и рецензии Белинского.

6

Я перевел роман Поль де Кока «Монфермельскую молочницу» ~ но я ни слова не знаю по-французски. – Тургенев воспользовался для характеристики Беляева эпизодом из биографии Белинского, который, находясь после исключения из университета в большой нужде, принял заказ на перевод только что выпущенного в свет романа Поль де Кока «Магдалина». Перевод этот, опубликованный в 1833 г., изобиловал ошибками, так как Белинский в ту пору еще плохо владел французским языком. В передаче Тургенева, заменившего в своей пьесе «Магдалину» Поль де Кока его же «Монфермельской молочницей» («LaLaitière de Montfermeil»), этот эпизод в течение многих лет бытовал во всех биографиях Белинского. См.: Оксман Ю. Г. Летопись жизни и творчества В. Г. Белинского. М., 1958, с. 562.