Лес мертвецов. Жан-Кристоф Гранже

слушала как зачарованная, уставившись в темноту широко раскрытыми глазами. Она утратила представление о времени – и даже о пространстве. Плыла в потемках, неотрывно следуя за мягким и спокойным голосом Феро, слившись с этими голосами, которые пронзали ее и завораживали.

      Внезапно она очнулась. Взглянула на часы. Два ночи. Ей надо поспать. Чтобы завтра быть в форме. И так сегодня весь рабочий день пошел насмарку…

      Она быстро прослушала вечерние сеансы. Последний, на посошок. Остановилась на шестичасовом пациенте.

      – Вы не ложитесь? – спросил Феро.

      – Нет.

      – Тогда присядьте. Устраивайтесь поудобнее.

      – Нет. Вы же знаете, дело не во мне.

      Властный низкий голос с испанским акцентом звучал сухо.

      – Есть новости?

      Тон Феро изменился. Стал напряженным, нервным.

      – Новости? Его припадки все сильнее и сильнее.

      – Что он делает во время припадков?

      – Не знаю. Он исчезает. Но это опасно, я уверен.

      – Я должен его увидеть.

      – Невозможно.

      – Я не могу поставить диагноз, не поговорив с ним, – возразил Феро. – Не могу лечить его через посредника.

      – Все равно из этого ничего не выйдет. Вы ничего не увидите. Ничего не почувствуете.

      – Позвольте мне судить самому.

      Эти слова Феро произнес с необычной для него властностью. Он стал почти агрессивным. Но испанца, похоже, это не смутило.

      – Недуг у него внутри, понимаете? Скрытый. Невидимый.

      – Я здесь только и делаю, что охочусь за подавленными тайнами, о которых не подозревают даже их обладатели.

      – У моего сына все иначе.

      – В чем же разница?

      – Я вам уже объяснял. Бояться следует не моего сына. А того, другого.

      – Значит, он страдает раздвоением личности?

      – Нет. У него внутри живет другой человек. Или, скорее, ребенок. Ребенок, у которого своя история, свое развитие и свои требования. Ребенок, который вырос внутри моего сына. Словно раковая опухоль.

      – Вы говорите о том ребенке, которым был ваш собственный сын?

      Упавшим голосом испанец произнес:

      – Вы же знаете, что тогда меня с ним не было.

      – Чего вы опасаетесь теперь?

      – Что эта личность вырвется на свободу.

      – В каком смысле вырвется?

      – Не знаю. Но это опасно. Madre de Dios![16]

      – А о припадках вы что-то знаете наверняка?

      Послышались шаги. Испанец пятился назад. Видимо, к двери.

      – Мне пора. В следующий раз я расскажу вам подробнее.

      – Вы уверены?

      – Я сам должен все обдумать. Все это – часть целого.

      Шум отодвигаемого стула: Феро встает.

      – Какого целого?

      – Это как мозаика, понимаете? Каждый кусочек привносит свою долю истины.

      У испанца тоже был завораживающий голос. Он становился все теплее и теплее. Если тут

16

Матерь Божья! (исп.)